Стихи

[Пульс]

Ваши любимые?

 

Марина Цветаева

 

    Когда снежинку, что легко летает,

    Как звездочка упавшая скользя,

    Берешь рукой -- она слезинкой тает,

    И возвратить воздушность ей нельзя.

 

    Когда пленясь прозрачностью медузы,

    Ее коснемся мы капризом рук,

    Она, как пленник, заключенный в узы,

    Вдруг побледнеет и погибнет вдруг.

 

    Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах

    Видать не грезу, а земную быль --

    Где их наряд? От них на наших пальцах

    Одна зарей раскрашенная пыль!

 

    Оставь полет снежинкам с мотыльками

    И не губи медузу на песках!

    Нельзя мечту свою хватать руками,

    Нельзя мечту свою держать в руках!

 

    Нельзя тому, что было грустью зыбкой,

    Сказать: "Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!"

    Твоя любовь была такой ошибкой, --

    Но без любви мы гибнем. Чародей!

 

 

Бродский

 

Я всегда твердил, что судьба - игра.

Что зачем нам рыба, раз есть икра.

Что готический стиль победит, как школа,

как способность торчать, избежав укола.

Я сижу у окна. За окном осина.

Я любил немногих. Однако - сильно.

 

Я считал, что лес - только часть полена.

Что зачем вся дева, раз есть колено.

Что, устав от поднятой веком пыли,

русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.

Я сижу у окна. Я помыл посуду.

Я был счастлив здесь, и уже не буду.

 

Я писал, что в лампочке - ужас пола.

Что любовь, как акт, лишена глагола.

Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,

вещь обретает не ноль, но Хронос.

Я сижу у окна. Вспоминаю юность.

Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

 

Я сказал, что лист разрушает почку.

И что семя, упавши в дурную почву,

не дает побега; что луг с поляной

есть пример рукоблудья, в Природе данный.

Я сижу у окна, обхватив колени,

в обществе собственной грузной тени.

 

Моя песня была лишена мотива,

но зато ее хором не спеть. Не диво,

что в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладет на плечи.

Я сижу у окна в темноте; как скорый,

море гремит за волнистой шторой.

 

Гражданин второсортной эпохи, гордо

признаю я товаром второго сорта

свои лучшие мысли и дням грядущим

я дарю их как опыт борьбы с удушьем.

Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи.

[HadoW]

Мой любимый - вересковый мед ... С 5 класса помню

[slr]

Цветаева рубит.

[Гость Гасконец]

Я скачу, но я скачу иначе

По полям, по лужам, по росе.

Говорят: он иноходью скачет.

Это значит иначе, чем все.

 

      Мне набили раны на спине,

      Я дрожу боками у воды.

      Я согласен бегать в табуне,

      Но не под седлом и без узды!

 

Если не свободен нож от ножен,

Он опасен меньше, чем игла.

Вот и я оседлан и стреножен.

Рот мой разрывают удила.

 

      Мне набили раны на спине,

      Я дрожу боками у воды.

      Я согласен бегать в табуне,

      Но не под седлом и без узды!

 

Мне сегодня предстоит бороться.

Скачки! Я сегодня - фаворит.

Знаю - ставят все на иноходца,

Но не я - жокей на мне хрипит!

 

      Он вонзает шпоры в ребра мне,

      Зубоскалят первые ряды.

      Я согласен бегать в табуне,

      Но не под седлом и без узды.

 

Пляшут, пляшут скакуны на старте,

Друг на друга злобу затая,

В исступленьи, в бешенстве, в азарте,

И роняют пену, как и я.

 

      Мой наездник у трибун в цене,-

      Крупный мастер верховой езды.

      Ох, как я бы бегал в табуне,

      Но не под седлом и без узды.

 

Нет! Не будут золотыми горы!

Я последним цель пересеку.

Я ему припомню эти шпоры,

Засбою, отстану на скаку.

 

      Колокол! Жокей мой на коне,

      Он смеется в предвкушеньи мзды.

      Ох, как я бы бегал в табуне,

 

      Но не под седлом и без узды!

 

Что со мной, что делаю, как смею -

Потакаю своему врагу!

Я собою просто не владею,

Я придти не первым не могу!

 

      Что же делать? Остается мне

      Вышвырнуть жокея моего

      И скакать, как будто в табуне,

      Под седлом, в узде, но без него!

 

Я пришел, а он в хвосте плетется,

По камням, по лужам, по росе.

Я впервые не был иноходцем,

Я стремился выиграть, как все!

[Гость Гасконец]

Семен Гудзенко

 

Когда на смерть идут,- поют,

    а перед этим можно плакать.

    Ведь самый страшный час в бою -

    час ожидания атаки.

    Снег минами изрыт вокруг

    и почернел от пыли минной.

    Разрыв - и умирает друг.

    И, значит, смерть проходит мимо.

    Сейчас настанет мой черед,

    За мной одним идет охота.

    Ракеты просит небосвод

    и вмерзшая в снега пехота.

    Мне кажется, что я магнит,

    что я притягиваю мины.

    Разрыв - и лейтенант хрипит.

    И смерть опять проходит мимо.

    Но мы уже не в силах ждать.

    И нас ведет через траншеи

    окоченевшая вражда,

    штыком дырявящая шеи.

    Бой был коротким.

                    А потом

    глушили водку ледяную,

    и выковыривал ножом

    из-под ногтей я кровь

                    чужую.

[1stofc]

ненавижу стихи

лучше рекламу в метро читать, чем стихи

имхо конечно

[Гость Гасконец]

ненавижу стихи

лучше рекламу в метро читать, чем стихи

имхо конечно

 

Мог бы не рассказывать на всю страну о своем кретинизме.

[alf1k-]

Отрывок из "Облака"

 

Ах, зачем это,

откуда это

в светлое весело

грязных кулачищ замах!

 

Пришла

и голову отчаянием занавесила

мысль о сумасшедших домах.

И —

как в гибель дредноута

от душащих спазм

бросаются в разинутый люк —

сквозь свой

до крика разодранный глаз

лез, обезумев, Бурлюк.

Почти окровавив исслезенные веки,

вылез,

встал,

пошел

и с нежностью, неожиданной в жирном человеке

взял и сказал:

«Хорошо!»

Хорошо, когда в желтую кофту

душа от осмотров укутана!

Хорошо,

когда брошенный в зубы эшафоту,

крикнуть:

«Пейте какао Ван-Гутена!»

 

Вообще, люблю Маяковского. В пятницу был в его музее на Лубянке, ходил 3 часа по залам. Интересно.

[Гость Гасконец]

Лол, Рупор больше не модер в чтиве чтоли

[MacJei]

Утёс

Ночевала тучка золотая

На груди утеса-великана;

Утром в путь она умчалась рано,

По лазури весело играя;

 

Но остался влажный след в морщине

Старого утеса. Одиноко

Он стоит, задумался глубоко,

И тихонько плачет он в пустыне.

 

 

Парус

Белеет парус одинокий

В тумане моря голубом!...

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?...

 

Играют волны - ветер свищет,

И мачта гнется и скрыпит...

Увы, - он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

 

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой...

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

 

 

И скучно и грусно

И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды...

Желанья!... что пользы напрасно и вечно желать?

А годы проходят - все лучшие годы!

 

Любить... но кого же?.. на время - не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

В себя ли заглянешь? там прошлого нет и следа:

И радость, и муки, и всё там ничтожно...

 

Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка;

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманием вокруг -

Такая пустая и глупая шутка...

 

 

[Symbiont]

мой любимый Асадова, с детства в душу как-то запал

Хозяин прогладил рукою

Лохматую рыжую спину

"Прощай, брат, хоть жаль мне, не скрою,

Но все же тебя я покину"

 

Швырнул под скамейку ошейник

И скрылся под гулким навесом

Где шумный людской муравейник

Вливался в вагоны экспресса

 

Собака не взвыла ни разу

И лишь за знакомой спиною

Следили два карие глаза

С почти человечьей тоскою

 

Старик у вокзального входа сказал:

"Что, оставлен, бедняга?

Эх, будь ты хорошей породы,

А то ведь простая дворняга…"

 

В вагонах, забыв передряги

Шутили, смеялись, дремали,

Тут видно о рыжей дворняге

Не думали, не вспоминали

 

Не ведал хозяин, что следом,

По шпалам из сил выбиваясь

За красным мелькающим светом

Собака бежит задыхаясь

 

Споткнувшись кидается снова,

В кровь лапы о камни разбиты

И выпрыгнуть сердце готово

Наружу из пасти открытой.

 

Не ведал хозяин, что силы

Вдруг разом оставили тело

И стукнувшись лбом о перила

Собака под мост полетела…

 

Труп волны снесли под коряги…

Старик, ты не знаешь природы

Ведь может быть тело дворняги,

А сердце чистейшей породы.

[Lamer]

*тут текст собаке Качалова*

[Гость Гасконец]

Такую лапу не видал я сроду.

Давай с тобой полаем при луне

На тихую, бесшумную погоду.

Дай, Джим, на счастье лапу мне.

 

Пожалуйста, голубчик, не лижись.

Пойми со мной хоть самое простое.

Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,

Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

 

Хозяин твой и мил и знаменит,

И у него гостей бывает в доме много,

И каждый, улыбаясь, норовит

Тебя по шерсти бархатной потрогать.

 

Ты по-собачьи дьявольски красив,

С такою милою доверчивой приятцей.

И, никого ни капли не спросив,

Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

 

Мой милый Джим, среди твоих гостей

Так много всяких и невсяких было.

Но та, что всех безмолвней и грустней,

Сюда случайно вдруг не заходила?

 

Она придет, даю тебе поруку.

И без меня, в ее уставясь взгляд,

Ты за меня лизни ей нежно руку

За все, в чем был и не был виноват.

 

фксд

[Lamer]

[Maer|Link]

ПЛАЩ, КОРАБЛЬ И БАШМАЧКИ

 

"Кому такой красивый плащ?"

 

"Я сшил его Печали.

Чтоб был он виден издали

И восхищаться все могли

Одеждами Печали".

 

"А парус ладишь для чего?"

 

"Для корабля Печали.

Чтоб, крыльев чаячьих белей,

Скитался он среди морей

Под парусом Печали".

 

"А войлочные башмачки?"

 

"Они для ног Печали.

Чтоб были тихи и легки

Неуловимые шаги

Подкравшейся Печали".

[Avocado]

Могу свой скинуть, только вы засрете меня

[1stofc]

ненавижу стихи

лучше рекламу в метро читать, чем стихи

имхо конечно

 

Мог бы не рассказывать на всю страну о своем кретинизме.

хочу рассказать о твоем

[MacJei]

Могу свой скинуть, только вы засрете меня

забаним их

[Phills]

Могу свой скинуть, только вы засрете меня

Думаю не стоит.

[chef.]

Люди на ветках, люди в витринах

Люди на людях, дворцовых решетках

Гибнут на паперти, тонут в перинах

Окон, весь мир умирает на стеклах

Первой любви и последней измены

Стены, набухшие трещины-вены

Солнце, клинком перерезав аорту

Готтской зиме, поднимает когорты

Когорты на Невский

 

На Невский, Сенатскую, выиграна сеча

И власти доспехи ложатся на плечи

Весны, торжествует шагреневой кожей

"Хлеба и зрелищ" - голодных прохожих

И трудится жизнь в сексуальном угаре

Разлагаясь в мозгах, казино, тротуаре

В машинах, метро, в многоблочных коробках

На окнах дисплеев, в нечищеных глотках

В тебе и во мне  (С)Шевчук

 

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

 

Голова моя машет ушами,

Как крыльями птица.

Ей на шее ноги

Маячить больше невмочь.

Чёрный человек,

Чёрный, чёрный,

Чёрный человек

На кровать ко мне садится,

Чёрный человек

Спать не даёт мне всю ночь.

 

Чёрный человек

Водит пальцем по мерзкой книге

И, гнусавя надо мной,

Как над усопшим монах,

Читает мне жизнь

Какого-то прохвоста и забулдыги,

Нагоняя на душу тоску и страх.

Чёрный человек

Чёрный, Чёрный!

 

«Слушай, слушай, —

Бормочет он мне, —

В книге много прекраснейших

Мыслей и планов.

Этот человек

Проживал в стране

Самых отвратительных

Громил и шарлатанов.

 

В декабре в той стране

Снег до дьявола чист,

И метели заводят

Веселые прялки.

Был человек тот авантюрист,

Но самой высокой

И лучшей марки.

 

Был он изящен,

К тому ж поэт,

Хоть с небольшой,

Но ухватистой силою,

И какую-то женщину,

двадцати с лишним лет,

Называл скверной девочкой

И своею милою.

 

Счастье, — говорил он, —

Есть ловкость ума и рук.

Все? неловкие души

За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И лживые жесты.

 

В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжёлых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым —

Самое высшее в мире искусство».

 

«Чёрный человек!

Ты не смеешь этого!

Ты ведь не на службе

Живёшь водолазовой.

Что мне до жизни

Скандального поэта.

Пожалуйста, другим

Читай и рассказывай».

 

Чёрный человек

Глядит на меня в упор.

И глаза покрываются

Голубой блевотой, —

Словно хочет сказать мне,

Что я жулик и вор,

Так бесстыдно и нагло

Обокравший кого-то.

 

. . . . . . . . . . . .

 

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

 

Ночь морозная.

Тих покой перекрёстка.

Я один у окошка,

Ни гостя, ни друга не жду.

Вся равнина покрыта

Сыпучей и мягкой извёсткой,

И деревья, как всадники,

Съехались в нашем саду.

 

Где-то плачет

Ночная зловещая птица.

Деревянные всадники

Сеют копытливый стук.

Вот опять этот Чёрный

На кресло моё садится,

Приподняв свой цилиндр

И откинув небрежно сюртук.

 

«Слушай, слушай! —

Хрипит он, смотря мне в лицо,

Сам всё ближе

И ближе клонится. —

Я не видел, чтоб кто-нибудь

Из подлецов

Так ненужно и глупо

Страдал бессонницей.

 

Ах, положим, ошибся!

Ведь нынче луна.

Что же нужно ещё

Напоённому дрёмой мирику?

Может, со стройными ляжками

Тайно придет «она»,

И ты будешь читать

Свою дохлую томную лирику?

 

Ах, люблю я поэтов!

Забавный народ.

В них всегда нахожу я

Историю, сердцу знакомую, —

Как прыщавой курсистке

Длинноволосый урод

Говорит о мирах,

Половой истекая истомою.

 

Не знаю, не помню,

В одном селе,

Может, в Калуге,

А может, в Рязани,

Жил мальчик

В простой крестьянской семье,

Желтоволосый,

С голубыми глазами…

 

И вот стал он взрослым,

К тому ж поэт,

Хоть с небольшой,

Но ухватистой силою,

И какую-то женщину,

двадцати с лишним лет,

Называл скверной девочкой

И своею милою».

 

«Чёрный человек!

Ты прескверный гость.

Это слава давно

Про тебя разносится».

Я взбешён, разъярён,

И летит моя трость

Прямо к морде его,

В переносицу…

 

. . . . . . . . . . . . .

 

…Месяц умер,

Синеет в окошко рассвет.

Ах ты, ночь!

Что ты, ночь, наковеркала?

Я в цилиндре стою.

Никого со мной нет.

Я один…

И разбитое зеркало… (с)Классик еба