Вой по Карлу Соломону

[EU_Thomas]

Этот Великий прожил свою жизнь так, как её мечтает прожить большинство из Вас..Я давно хотел создать этот тред. Его друг Аллен Гинзберг очень необычно описал его жизнь. Действительно приятно почитать, никакие Палланики и Коэльо, модные современные околописатели тут и рядом не стоят. Вырезку Воя скрою в оффтоп, почитайте, довольно интересно. Вопрос треда - стоит ли тратить жизнь на это?

 

 

 

Я видел, как лучшие люди моего поколения сходили с ума, умирали, голые, бились в истерике,

ползли на рассвете по негритянским трущобам, искали злой дозы,

хипстеры с лицами ангелов, сгорали в древнем звездном динамо механической ночи,

нищие оборванцы, осунувшиеся, под кайфом, дымили в сверхъестественной тьме заледенелых квартир, плыли над городами и видели джаз,

подставляли свои мозги под грохот наземки, видели магометовых ангелов, пьяных и просветленных, на крышах бомжатников,

кочевали по универам с холодным блеском в глазах, прозревали Арканзас и сияние Блейка под громом ученого бреда,

исключенные из академий за крейзонутость и публикацию матерных од в окнах своих черепов,

забившись в небритые номера, в одних трусах, сжигали купюры в корзинах, слушали Ужас сквозь стенку,

как их хватали за лобковые бороды на обратном пути из Ларедо в Нью-Йорк с полными поясами мексиканской травы,

как они жрали огонь в дешевых отелях, глотали смолу и смерть на Парадайз-Элли, а по ночам прочищали свои тела

снами глюками наркотой спиртом хуями и яйцами яйцами,

упоительная слепота; голова, набитая хмурыми улицами и грозой, прыгает меж полюсов Канады и Патерсона и освещает весь неподвижный мир Безвременья,

пейотовая твердость залов, рассветы на зеленых окраинах кладбищ, вино на крыше, одинокие светофоры с неоновыми мигалками отъехавшего наркомана, танец солнца, луны и деревьев в завывающей зимней бруклинской мгле, речи у мусорных баков и легкомысленного короля,

завсегдатаи подземки, под бензедрином, неслись и неслись из Бэттери в Бронкс, в священную землю, пока стук колес и крики детей не заедут им в зубы, не выпотрошат мозги и не высушат блеск в сумрачном мареве Зоопарка,

плавали ночь напролет в подлодке "Бикфорда", выныривали после обеда и сосали выдохшееся пиво в пустынном "Фугацци", внимая трубному гласу из водородного автомата,

говорили без умолку четверо суток подряд, переходя из парка на флэт с флэта в бар из бара в "Бельвю" из "Бельвю" в музей из музея на Бруклинский мост,

погибшее войско перипатетиков, прыгали со ступенек с пожарных лестниц с подоконников с "Эмпайр Стейт" с луны,

орали блевали грузили шептали о том, как было в больнице, в тюрьме, на войне,

семь дней и ночей, со сверкающими глазами, ворох воспоминаний, мясо для синагоги, брошенное на мостовую,

ушедшие в нигдешний дзэнский Нью-Джерси, оставившие на память наборы стремных открыток с видами "Атлантик-Сити Холл",

восточный холодный пот, танжерский скрежет зубовный, китайскую головную боль во время ломки в жутком гостиничном номере где-то в Ньюарке,

бродили бродили бродили по полуночным вокзалам, не зная, куда уехать, и уезжали, не оставляя ни боли ни сожалений,

подкуривали в товарняках-варняках-няках, брели по колено в снегу на далекие фермы сквозь ночь праотцов,

изучали Плотина, Эдгара По, Сан Хуана де ла Крус, телепатию, боп, каббалу, и космос бросался к ногам их в Канзасе,

шатались по дорогам Айдахо, искали индейских мистиков, настоящих индейских мистиков,

видели Балтимор, пылавший в небесном экстазе, и думали, это просто съезжает крыша,

под моросящим зимним дождем садились в машину к Китайцу из Оклахомы,

жалкие и голодные, тащились через весь Хьюстон в поисках джаза, секса, хоть супа, хотели поговорить с богатым испанцем об Америке и о Вечном (напрасный труд!), и потом уплывали в Африку,

исчезали в кратерах мексиканских вулканов, оставив лишь тень от брезентных штанов да лаву и пепел поэзии, рассыпанный в очаге, в Чикаго,

и снова на западном побережье преследовали ФБР, с бородами и в шортах, большие глаза пацифиста, сексуальный загар, и листовки "попробуй врубись",

выжигали сигаретами дырки в руках, протестуя против табачного дурмана капитализма,

раздавали на Юнион-Сквер ультракомми-брошюры, плакали и раздевались под плач сирен в Лос-Аламосе, и плакали на Уолл-стрит, и паром Стейтен-Айленда тоже оплакивали,

голые, с криком падали в обморок в белых гимнастических залах и трепетали при виде строения прочих скелетов,

кусали копов за шею и сладострастно визжали в "клетках", виновные лишь в содомии да в собственном кайфе,

ползали на коленях и выли в метро, махали яйцами и стихами, когда их стаскивали с карнизов,

подставляли послушную задницу безгрешным мотоциклистам и стонали от радости,

отсасывали у матросов, этих земных ангелов, и давали отсасывать им, о нежность Атлантики, о Карибская нега,

трахались утром, трахались вечером, в зарослях роз, на газонах общественных парков, на кладбищах, и раздаривали сперму каждому, кто мог и хотел,

силились рассмеяться, но только икали и всхлипывали под конец в кабинке турецкой бани, а нагой белокурый ангел пронзал их мечом,

променявшие своих мальчиков на трех одноглазых старух судьбы: старуху гетеросексуального доллара, старуху, мигающую из утробы, и старуху, отсиживающую свою жопу и режущую тонкую нить интеллекта на ткацком станке ремесла,

те, кто трахался исступленно и ненасытно с банкой пива с подружкой с сигаретами со свечкой и падал с кровати и трахался на полу и в прихожей и, сползая по стенке, видел божественную пизду и кончал, извергая последнюю сперму сознанья,

кто лизал клитор миллионам девчонок в дрожащих лучах заката, просыпался с красным лицом и снова лизал клитор заре, и светил своей задницей возле сараев и голый купался в пруду,

кто блядовал в Колорадо, в сотнях украденных джипов, Н. К., тайный герой этих стихов, ебарь, Адонис денверской радости, сколько девочек ты перетрахал на пустырях в подсобках кафе на расшатанных стульях кинотеатров и в пещерах на вершине горы, сколько тощих официанток с задранными юбочками на обочинах, и вы, соллипсизмы бензоколоночных даблов и кусты родного села,

кто исчезал на широких, убогих экранах, растворялся в снах, внезапно будил Манхэттен, вылезал из подвалов, весь пропитанный бессердечным токаем и стальными кошмарами Третьей авеню, и ковылял на биржу труда,

кто целую ночь шатался в ботинках, залитых кровью, по заснеженным докам и ждал, когда Ист-Ривер откроет двери в жарко натопленном доме с грудами опия,

кто создавал великие суицидальные драмы на жилых берегах Гудзона под голубым военным прожектором месяца, и чьи головы навсегда увенчает лавр забвенья,

кто питался тушеной ягнятиной воображения и переваривал крабов в вонючих канавах Бауэри,

кто рыдал над городскими романсами, тележками с луком и старой шарманкой,

кто ночевал в картонных ящиках под мостами и настраивал клавесины на чердаках,

кто харкал кровью на шестом этаже гарлемских трущоб, в ореоле туберкулезных огней и оранжевых ящиков богословия,

кто составлял ночами возвышенные заклинания, а наутро, лишь только забрезжит рассвет, понимал, что за чушь написал,

кто готовил завтрак из падали, легких, сердца, ножек, хвостов, борщи и тортильяс, мечтая о чистом вегетарианском царстве,

кто рылся под грузовиками с мясом, силясь найти хоть яичко,

кто выбрасывал с крыши свои часы, голосуя за Вечность вне Времени, и потом будильники падали им на головы десять лет кряду,

кто резал вены три раза подряд, но все три безуспешно, отчаивался и открывал антикварную лавку, где чувствовал себя таким старым и плакал,

сожженные заживо в своей простодушной фланели на Мэдисон-Авеню среди взрывов свинцовых виршей, густого гула железных отрядов моды, нитроглицериновых воплей рекламный фей и горчичного газа хитрющих проныр-издателей, раздавленные бухими такси Абсолютной Реальности,

кто прыгал с Бруклинского моста (и это сущая правда!), непризнанный и позабытый, навсегда исчезал в Чайна-тауне, в призрачных дымках супов, средь пожарных машин (ну хотя бы бутылочку пива!),

кто отчаянно пел из окна, выпадал из окна вагона метро, прыгал в блевотный Пассеик, набрасывался на нигров, орал на всю улицу, плясал босиком на осколках бокалов, разбивал пластинки с тоскливым немецким джазом 30-х, доглатывал виски и с ревом блевал в окровавленный унитаз, и стоны, которые их оглушали, и оглушительный свист паровозных гудков,

кто с ветерком громыхал по дорогам минувшего, чтоб навестить дружка в одиночке Голгофы или само воплощение бирмингемского джаза,

кто мчался проселками четверо суток подряд, чтобы узнать, было ли у тебя виденье и было ли у меня виденье и было ли у него видение Вечности,

кто уехал в Денвер, кто умер в Денвере, кто вернулся в Денвер и напрасно прождал, кто смотрел на Денвер, кто думал, кто мучился в Денвере и все-таки уехал и обрел Время, и Денвер осиротел без своих героев,

кто стоял на коленях в оглохших соборах и молился о всеобщем спасении, и ничтожный кусочек его души достигал на миг просветленья,

кто бился лбом в тюремные стены и мечтал о немыслимых гангстерах с золотыми мозгами и с искрой божьей в сердцах и посвящал Алькатрасу томные блюзы,

кто свалил в Мексику и сел на иглу на Скалистые Горы и поклонялся Будде в Танжер к мальчишкам на "Сазерн Пасифик" к черному паровозу в Гарвард к Нарциссу в Вудлон к педикам или в могилу,

кто кричал, что радио всех зомбирует, кого проверяли на дурке, и судили, но отменили решение,

кто швырял картофельным пюре в профессоров, читавших лекции о дадаизме, а потом стоял на гранитных ступенях дурдома, наголо бритый, разглагольствовал о самоубийстве и требовал немедленной лоботомии,

и вместо этого получал бетонный удар инсулина, метразола, электрошока, гидротерапии, психотерапии, трудотерапии, пингпонга и амнезии,

кто, лежа в кататонии, опрокинул один-единственный символический теннисный столик, всерьез протестуя,

и через много лет вернулся, теперь уже вправду лысый, в жиденьком парике из крови, пальцев и слез, и влачил остаток бессмысленной жизни в палате восточной психушки,

зловонные коридоры Рокленда, Штата Паломников и Грейстоуна, мечущееся эхо бездомной души, раскачиваясь на полуночной одинокой качалке нежного царства дольменов, жизнь как кошмар наяву, окаменевшее тело, тяжелое, как луна,

мать ***, и последний умопомрачительный том вышвырнут из окна квартиры, последняя дверь закрылась в 4 утра, и последний телефон в ответ размозжился о стену, и из последнего номера вынесли последнюю мебель психики, и бумажная желтая роза висит в туалете на железном крючке, да и это только в воображении, микроскопическая галлюцинация нереальной надежды,

Карл, Карл, пока ты в беде, я тоже в беде, а ты угодил в костедробилку времени,

кто несся по обледенелым улицам, ослепленный внезапной вспышкой алхимии, многозначительным умолчанием, метром, и каталогом, и дребезжащей плоскостью,

кто видел сны и расставлял их образы в разрывах Времени и Пространства, кто заманивал ангелов в силки между образами, кто был заодно с первоглаголами, кто совмещал имена и потоки сознания и подпрыгивал в воздухе, ощущая себя Pater Omnipotens Aeterna Deus,

воссоздавал ритм и синтаксис скупой человеческой прозы и безмолвно стоял, дрожа от стыда, отрицал существованье души, а затем изливал свою душу, стараясь попасть в такт мыслям, бурлившим в его безмерной лысой голове,

безумный бродяга, безвестный битник с ангельскою душой, который надиктовал мне то, что осталось сказать после смерти

и се восстал из праха в призрачном саване джаза, в золотистом сиянье оркестра, и нежно выдул муку голой американской души в рыдающем соло на саксе "или или ламма ламма савахфани", потрясшем эфир всех городов

абсолютною нотой поэмы жизни, выжатой из их тел, которую слушать и слушать тысячи лет.

 

 

понимаю что стена текста, но просто попробуйте её впитать, читается на одном дыхании))

[SMARTt]

кто это?

[aiwwy]

прочитал первый 10 строк 

как нибудь в другой раз

[Гость bsn17LiGhTa]

Какая-то несвязная фигня.

[Gomosek]

там нет ничего о доте

[EU_Thomas]

там нет ничего о доте

зато там есть

 

подставляли послушную задницу безгрешным мотоциклистам и стонали от радости,

отсасывали у матросов, этих земных ангелов, и давали отсасывать им, о нежность Атлантики, о Карибская нега,

трахались утром, трахались вечером, в зарослях роз, на газонах общественных парков, на кладбищах, и раздаривали сперму каждому, кто мог и хотел,

силились рассмеяться, но только икали и всхлипывали под конец в кабинке турецкой бани, а нагой белокурый ангел пронзал их мечом

[Гость Gae4kaa]

Чо за хуйня?

[Pipiska.Drakona]

[Гость HSalamanca]

знаю писателя. больше правда певца, у которого только три романа остальное стихи, и который пишет в таком ключе, но намного лучше. Просто его никто не знает. Валентин Терлецкий

[Gish]

Гинзберг пидор

[sol1tary]

презираю автора, так как он ебаный пиздобол

[Гость HSalamanca]

это гораздо лучше, и от нонейма.

 

 

переведенное мной немного криво с украинского

 

 

С  годами,  с  течением  времени,  постепенно  и  незаметно  для  самих  себя  люди перестают

быть  интересными.  Как-то  медленно  они  превращаются  в  серых,  обычных,  ничем  не

примечательных  середнячков,  мгновенно  теряя  способность  нравиться  и  заинтересовывать

других,  а,  самое страшное,  даже  самых  себя.  Особенно  эта  неспособность  быть  интересным

проявляется после тридцати лет, когда люди изменяются  настолько сильно, что иногда их

даже  тяжело  узнать.  И  изменения  эти,  в первую очередь,  касаются  больше внутренних,  чем  внешних черт.  Хотя  и  извне  некоторые  еще  совсем  недавно  подтянутые, крепкие,  улыбающиеся  и молодые мэны  теперь напоминают каких-то стариковатых  мешковатых мутантов, которые за последних  два-три года  окончательно  потеряли  бывшую  способность  ощущать  вселенную  каждой  клеткой своего тела.

Но опаснейшие преобразования  произошли глубоко внутри каждого из них. В душе.

Это очевидно даже по улыбке, которую  им теперь приходится  немного не выжимать из себя

каждый раз, когда нужно улыбаться. Именно так - нужно. Так  как теперь простая улыбка -

это  неслыханная  роскошь,  лишнее  расходование  душевной  энергии,  атавизм  с  тех  химерных  и полузабытых времен, которые носили название юность.

 

Преклонные и высохшие, со сгорбленными под бременем  ежедневных проблем плечами, или толстые и  разбухшие  от  ежедневного  удовлетворения  неумолимых  телесных  нужд.  Спитые  и  опущенные  ниже  уровня  первоначального  человека,  с  неистребимой  и  обязательной  аурой  вонючего мужицкого  вырождения,  или,  наоборот,  неестественно  вытонченные  и  навсегда  застывшие  в искусственном  пафосе  понимания  своей  барсеточной  значимости.  Окончательно  распущенные  и бесповоротно  наглые  в  установлении  своих  новых  ценностей,  которые  разрушают  все  кругом, или  слишком  тихие  и  подозрительно  смирные,  с  глазами  загнанной  в  угол  полуживого  существа.

Ожесточенно-циничные  и  вражеские  ко  всему  нового  и  непонятного,  с  непременным  злостным насмешкам  над всем и всеми, или растерянные и будто заколдованные неизвестным волшебником, который дал команду ничего не понимать. Вечно встревоженные и раздраженные  всем без исключения, злые и нехорошие,  или  законченные  пофигисты  с  навечно  засеченным  в  глазах  вопросом:  „зачем  все это?”. Пасмурные и безрадостные, уверенные  в потому, что уже ничего доброго и светлого в них, да и во  всех  других  никогда  не  будет,  или  вызывающе  бесшабашные  и  безответственные,  принципиально ненадежные и  несерьезные,  которые могут  подставить  в  любой  момент.  Уверенные  в  своей высокомерной  правоте  самопровозглашенные  гуру,  которые  направо  и  налево  поучают  и наставляют  на „правильний  путь”  всех  кругом,  или  давно  и  безнадежно  заблудшие  в своих  бесчисленных  комплексах  и  проблемах  обреченные  неудачники,  для  которых  каждый  день оборачивается  настоящим  мучением.  Задавленные  злыми  женщинами  и  работой  узники

четырехугольной бесцветной реальности, или закоренелые  безотцовщики и обезумевшие клоуны, для которых  давно не существует ничего святого и дорогого. Все они есть  рядом с вами, лишь осмотритесь кругом, и посмотрите в  глаза одиноким прохожим. Видите?

 

После тридцати все они или толстые  и удовлетворены жизнью, или разбитые и униженные

ей же. Но и тем и другим ничего уже больше  не надо, все в них позади (ну, то есть,

бушующая  неразумная юность, бессмысленные  поступки, безоблачные  и  беззаботные  дни,  сплошное валяние дурака,  некоторые смешные теперь  и наивные ожидания и мечты, глупые  протесты  и борения,  неудержимые эмоции и огненные чувства, безбашенная карусель событий и уже непонятная сейчас простая  радость бытия). 

 

У  толстых  и  удовлетворенных  впереди  лишь  постоянное,  спланированное  благосостояние

(дизайнерское планирование  и авторское оформление жилья, самая продвинутая автоматическая

ароматизированная  сантехника,  кухня  из  черного  бирманско-парагвайского  дерева,  удобный

многофункциональный  диван  перед  домашним  кинотеатром,  доверху  забитый  разными

вкусными продуктами холодильник),  уютная жизнь  под юбкой  дорогой женщины (хотя,

иногда  в  этом  надо  самого  себя  неплохо  убеждать),  карьерный  рост  и  успехи  на

работе (тем не менее -  не  без  того -  с  обязательными  интригами  и  происками  коллег,

общими,  коллективными  достижениями  и  неудачами,  корпоративными  вечеринками  и

традиционным несколькодневными обсуждением и ехидно-приподнятым вспоминанием, кто, что,  и с кем  начудил,  и,  в конце концов,  с  годами  овеянным мечтой  собственным  кабинетом!),  размеренный  ритм жизнь  по  схеме „дом  и  работа”  (иногда,  конечно,  бывают  исключения -  например, поход в баню с давними приятелями, такими точно толстыми и удовлетворенными жизнью, или  раз  в  месяц -  дикое  ржание  под  шутки  толстенького  заезжего  комика  в концертном  зале, переполненном знакомыми и незнакомыми,  но познаваемыми коллегами по жизни),  маленькая  бытовая  и  семейная  радость (приличная  машина,  небольшой,  но  и немалый  дом  за  городом,  регулярный  шопинг  по  новым  бутикам  в  сопровождении  всего  семейства,  новые  дорогие  часы,  престижная  школа  для  дочурки,  просмотр  архива домашнего  видео,  наиболее дорогой  фитнес-клуб  для  жены,  известный  в  городе  семейный врач... и сколько  всего, только успевай радоваться!), долгожданный отпуск два раза на год (зимой, ясная вещь, на горнолыжных  курортах, а летом - где-то на экзотических островах, и  всюду  обязательно  нужно  ощутить  себя  натуральным  экстремалом,  ведь  для  этого уже  заранее  приобретено  наилучший  горнолыжный  костюм  вместе  с  лыжами,  и наиболее  современное  подводное  ружье  с  оптическим  ультракрасным  прицелом  и  системой самонаведение  по  подвижной  мишени),  и,  конечно,  свои  небольшие  тайны -  сексапильная  любовница (секретарша, давняя подруга, которую  встретил случайно в кафе, коллега по работе, начальница,  постоянная  девушка  по  вызову),  попытки „прокрутить”  какую-то „надежную”  или  не  очень  хрень  с  друзьями,  только  чтобы  жена  не  узнала (игра  по-крупному  на тотализаторе  или  осторожно-регулярное  посещение  казино,  открытие  оффшерной  фирмы  или секретного  банковского  счета  ради  накопления  собственного,  не  родственного  капитала, неожиданно-запланированная  продажа  нескольких  железнодорожных  составов  с  металлоломом  без ведома  своего  руководства),  и,  возможно,  какая-то  добродетельная,  небольшая  утеха,  так,  ничего особого - просто веселая прихоть,  каприз для утешения себя любимого в свободное время 

(коллекционирование  зажигалок „Zippo”  или  картин  модерного  искусства,  подписка

нескольких  наиболее дорогих  мужских  журналов,  занятие  с  личным  тренером  по  боди-

билдингу  или  большому  теннису) -  что  еще  нужно  настоящему  хозяину  этого 

прекрасного и многомерного мира? 

 

А у разбитых и униженных другие утехи и хлопоты. Совсем, будто  бы, противоположные, но,

на самом деле, такие же самые. Все дело в ценнике на твоем гробу.

Разбитые  и  униженные  имеют  впереди  весьма  неблагоустроенное,  тем не менее  тоже запрограммированное благосостояние, точнее - его полное отсутствие  (понурые, грязные  и давно не штукатуренные стены, потолки, и полы,  раздолбанный сливной бак, который визжит при каждом  смывании,  как  изнасилованная  девка,  провислая  прабабушкина  кровать,  или  логово,  всегда  гордо пустой  холодильник  с  отломанной  ручкой),  надоедливые  будние  рядом  с  опостылевшей осунувшейся  женой  (и  ни  в  чем  давно  не  нужно  себя  убеждать),  призрачные перспективы  относительно  поднятия  зарплаты  в  ближайшие  три  года,  вместе с тем -  постоянную  угрозу  увольнения  (зато  с  работы  никогда  не  хочется  идти  домой,  ведь  только  здесь можно  откровенно поболтать  с  коллегами  о  сволочи-начальнике,  или  о  проститутках-политиках,  и лишь здесь каждый день бывают настоящие „корпоративы” - так, что  иногда утро начинается  снова же таки  на  работе,  а не  дома),  неритмичное  существование или  выживание  (тем не менее, не приходится скучать, так как  сюрпризы могут быть каждый день, как вот: неожиданная находка чьего-то  утерянного мобильного телефона, подработка на  разгрузке вагонов в соседнем с городом селе, внезапная встреча с бывшим ближайшим другом, который  теперь передвигается только на „бумере”), расшатанные семейные отношения и вечные бытовые проблемы (недостаток  средств на лечение больных родителей, постоянные ссоры и потасовки с нелюбимой женщиной,  которая уже несколько лет носит одну и то же  самую одежду, поломанная  входная дверь, которая  уже не подлежат ремонту, бешеная дочь, которая  начала выпивать и гулять со взрослыми ребятами, а еще в придачу - украденный велосипед, без которого теперь придется  ходить пешком на работу, так как денег на проезд в транспорте не хватает), постоянный поиск подработок (отпуск существует  для  того,  лишь бы  заработать  еще  немного  денег  на  стороне),  небольшая  часть правды  в  сплошном  кружеве  тайн (обустройство  новых  нычек  от  жены,  где  можно спрятать  лишние  деньги,  выпивка  с  соседями  под  видом  хождения  к  магазину,  продажа  на базаре  сворованных  из  запыленных  антресолей  тещиных  вещей,  прятанье  по  подворотням при появлении тех, кому уже  несколько месяцев должен  кругленькую сумму), и, конечно, какое-то небольшое утешение  ради  розслабления (изготовление  разной  длины  ножей,  чтение  старых, пожелтелых  детективов,  игра  в  домино  в  соседнем  дворике) -  что  еще  нужно настоящему рабу этого нехорошего и бесформенного мира? 

Мечты? 

Кто сказал? Какие мечты и зачем? Кому это нужно? Нет, нам  этого совсем не надо, так как

мы не можем себе это разрешить - мечтать. Это могут те,  как  их - „творцы, художники,

ёпт”. Или сумасшедшие.  Так как  мечтать вредно  для  здоровья, жизни,  и  вообще -  это  дело

опасное  и  ненадежное.  А  нам  надо  жить  дальше,  и  быть  всегда  толстыми  и

 

удовлетворенными, или разбитыми и униженными.

[TIMA_TOPOR]

Что за нахуй 

[SonGoten]

презираю автора, так как он ебаный пиздобол

this

[^Amon]

пошла снова мода на стены текста ?

[laBle]

автор знатный пиздун 

[EU_Thomas]

между делом скажу, надоело притворяться натуралом... Хочу познакомиться с симпатичным парнем :))) 

[Гость Zenit4ik!]

между делом скажу, надоело притворяться натуралом... Хочу познакомиться с симпатичным парнем :))) 

у тебя денег много?

[EU_Thomas]

между делом скажу, надоело притворяться натуралом... Хочу познакомиться с симпатичным парнем :))) 

у тебя денег много?

а ты хочешь что-то предложить?