Уголок грядущего апокалипсиса

Добрый вечер среды, дорогие друзья. Или, как сказал бы лучший публицист российской современности, «добрый вечер ув. среды».

Это будет большой текст – таких я пока что не писал и в ближайшем будущем не планирую – про жизнь, счастье, свободу и социальный детерминизм, создающий для нас с вами фоновые стрессы, счастью мешающие. В нём не всё однозначно, потому что жизнь, счастье, свобода, стрессы и социальный детерминизм неплохо умещаются в книгах, но гораздо хуже – в относительно сжатых текстах.

Хватит скучных извинений, погнали.

В 1894 г. прозаик Владимир Галактионович Короленко, пережив трагическую смерть дочери, написал короткий рассказ “Парадокс”, в котором впервые прозвучала фраза, ставшая впоследствии крылатой: “Человек создан для счастья! Создан для счастья, как птица для полёта”. 

Эту фразу мы сейчас рассмотрим как самостоятельный тезис (она так обычно и используется, вне контекста произведения), очистив её от биографии Владимира Галактионовича - народника и противника самодержавия. 

Если ближе к концу этого текста вы почувствуете признаки лёгкого уныния - это нормально, дорогие друзья. Потому что сейчас мы попробуем объяснить, почему жизнь отдельного сферического человека в вакууме не имеет в настройках по умолчанию такой функции как счастье.

Вот смотрите.

Пропустим этап с рождением, просто примем его как данность. Также оставим за скобками реальную возможность вылупиться на свет где-нибудь в бедной африканской стране, в которой лютуют голод, нехватка чистой пресной воды, ВИЧ и радикальные группировки исламистского толка. Это, разумеется, вполне реальный вариант, при котором счастье в нашем с вами понимании невозможно в принципе, потому что как только человек в подобных условиях начнёт более или менее себя осознавать и позднее получит онлайн-возможность сравнить собственный уровень жизни с уровнем жизни ровесников в более благополучных странах, он, конечно, офигеет. 

И в большинстве случаев будет грустно офигевать до самой смерти, которая в бедной африканской стране поджидает его за каждым углом. 

Но - повторимся – аспект рождения в неблагополучной локации мы сейчас внимательно рассматривать не будем. Он нас не касается. Как в большинстве случаев не касается и проживание в зоне активных боевых действий, хотя они и прямо сейчас располагаются в непосредственной близи от границ нашей с вами Федерации. 

Для чистоты понимания мы возьмём наиболее дежурный и близкий нам вариант - среднестатистического жителя городской черты страны первого мира. И прикинем фоновое количество стресса, с которым он сталкивается по мере взросления и разблокировки разных жизненных ачивок. 

К концу, надеемся, будет чуть более понятно, почему взрослые и вполне успешные люди полагают, что жизнь - даже в невероятно комфортных по историческим меркам условиях - чаще сопряжена со страданием, нежели чем с счастьем и свободой. Полагают, кстати, справедливо.

Ещё одна оговорочка: речь не пойдёт о наиболее понятных случаях, когда человек страдает на терминальной стадии болезни или переживает утрату близких ему людей. Стрессовость подобных ситуаций очевидна, через них проходят многие наши современники, но не эти случаи определяют фоновую стрессовость нашей жизни в целом. 

И последнее: отсутствие свободы, стресс и его последствия мы будем использовать в качестве антитезы счастья. Они не могут продолжительно сосуществовать на одном временном отрезке. 

Теперь мы готовы.

Практически весь наш с вами жизненный путь сопряжён со стрессом, который окружающая действительность намазывает на нас тонкими слоями вплоть до самой могилы. Этот фоновый стресс, в свою очередь, связан с постоянной необходимостью подчинения нашего главного актива - себя самих - внешним обстоятельствам. Другими словами, мы испытываем определённую долю стресса, когда вынуждены ограничивать собственную свободу.

В раннем детстве мы с вами почти не обращаем на это внимание. Те, чьи ранние годы пришлись на разгул лихих девяностых, знают: когда ты ребёнок, жизнь в коммунальной квартире с соседями-наркоманами, снующими крысами и перебоями с электроэнергией и водоснабжением воспринимается много иначе, чем когда ты помещён в те же условия, но уже будучи взрослым. В детстве агрессивная окружающая среда не воспринимается как некое ограничение с чёткими правилами, под которые необходимо себя подстроить.

Ребёнок смотрит на мир широко распахнутыми глазами, не ожидая от него преднамеренного зла в свой адрес. И даже в тех случаях, когда ребёнок, не дай Бог, со злом сталкивается, он не может его разложить у себя в голове, не может понять его мотивы, не способен полностью осознать, что и почему с ним произошло - для этого ему просто не хватает жизненного опыта. 

Кстати, именно поэтому корни психических проблем у взрослых так часто обнаруживаются в их детском периоде, где память либо фиксирует негативный опыт без конкретного объяснения, либо - в наиболее тяжёлых случаях - полностью подавляет отдельные воспоминания, из-за чего человек иногда впоследствии не может себе толком объяснить, почему он боится собак, рек или бумажных самолётиков. 

Но детство всё же самое офигенное время нашей жизни. Время минимальных ограничений и полной открытости навстречу миру и любому жизненному опыту - первым подаркам, первым играм, первичному набору знаний, первой дружбе, первой чистой любви (мы не говорим о настоящей взрослой, ребёнок может влюбляться и в мультипликационных персонажей, и в воспитательницу в детском саду). Где-то в совсем юном возрасте человек часто испытывает безусловное счастье, на которое пока не наложены ограничения окружающей среды. Единственным фактором сдерживания у детей обычно является “чтоб мамка не наругала”. Если маленький ребёнок нечаянно спалил амбар с запасом зерна на зиму, он будет бояться мамкиного гнева больше, чем возможного голода на протяжении нескольких месяцев. Что, конечно, глупо, мило и достаточно хорошо иллюстрирует, как именно ребёнок представляет себе сложную социальную иерархию, в которой ему предстоит расти.

В остальном это невинный и незамутнённый комочек счастья, из-за чего, кстати, взрослые часто любят находиться рядом с маленькими детьми - пока они ещё не стали противными и капризными, не вошли в пубертат и вот это всё. Это напоминает взрослым об их собственной жизни до активного периода адаптации к окружающей среде. В некотором смысле широко распахнутые навстречу миру глаза ребёнка, перед которым все жизненные пути ещё открыты, можно противопоставить постепенно закрывающимся глазам взрослеющего человека, который уже вынужден был отрезать для себя огромное количество возможностей, и чей ежедневно получаемый опыт утратил былую новизну. 

Но мы забежали чуть вперёд. 

Самое интересное начинается, когда скворечник ребёнка становится более или менее обитаем и он начинает полнее осознавать себя в нашем мире. Приходят первые осознанные ограничения. 

Для начала - собственное тело. Это, кстати, нифига не фигура речи, тело и его внешний вид действительно накладывают на нас огромное количество ограничений, приучая к удовольствиям, боли и необходимости тщательного ухода за собой для последующей интеграции в общество.

Дальше - осознанный опыт социализации. Он чуть менее выражен в детсадовских группах, там все примерно равны и внутренняя иерархия весьма условна. Зато требование социализации в полный рост встаёт с первого класса школы, где дети впервые в полной мере сталкиваются как с необходимостью сотрудничать друг с другом, так и с необходимостью конкурировать. Появляется система конкретных оценок - успеваемости, физического развития и общего поведения - которой до сих пор в жизни ребёнка не было. Кроме того, у многих впервые появляется необходимость не просто проводить определённое количество часов вдали от семьи, но и заниматься в это время усиленным саморазвитием с конкретными векторами. Не просто лепить кукушку из пластилина и получать похвалу от воспиталки, а начать изучать, например, конкретную науку математику и понять, что этот процесс растянется на 10-11 лет. 

Именно осознание этого опыта как стрессового, например, побуждает некоторые скандинавские страны экспериментировать с начальным образованием в школах, отказываясь от оценок и стандартных предметов (так делают, например, в Финляндии). Это, конечно, своеобразный подход, потому что на выходе во взрослую жизнь ребёнок должен быть полностью готов к тому, что столкнётся с высококонкурентной средой с более или менее единой системой оценок навыков и знаний, а не индивидуальным подходом к своей тонкой душевной организации, но - финны. Что хотят, то и делают. 

Тем не менее, ранняя школа - это всё ещё светлый период нашей с вами жизни, все пути остаются открытыми, плюс, есть длинные летние каникулы, на которых маленькие мы с вами отрываемся по полной - чтобы на весь следующий учебный год хватило. 

Но заметной частью своего свободного времени мы уже не распоряжаемся по своему усмотрению - и никогда впредь не будем. Это очень сильное ограничение, и оно сопряжено с определённым стрессом. Конечно, школьный период у всех складывается по-разному, есть и те, кому все предметы давались легко, кто обожал делать домашку, когда под окном сверстники гоняли в футбол или хоккей, кто был всеобщим любимчиком в классе и солировал на школьных утренниках. Но это исключительные случаи. И они, кстати, накладывают на человека куда большую ответственность, которая сужает рамки личной свободы, требуя продолжать держать планку на высоком уровне.

Промотаем вперёд, минуя пубертат с его гормональными скачками, предположим, что он у нас с вами прошёл гладко, в нём не было прыщей, мы не переживали из-за размеров своих первичных половых признаков и не противопоставляли себя тупому окружающему миру, частью которого когда-то стали, но никто у нас не спросил, хотели ли стать.

Впрочем, кого мы обманываем, пубертат - это ровно то, что в английском языке называется clusterfuck. Комплексный многоуровневый pizdets и на физическом, и на психологическом уровне, прилетающий человеку в лицо тяжестью двадцатикилограммового блина от штанги. С осознанием собственной сексуальности, тягой к противоположному полу и потребностью к самоутверждению (уже не детской, уже почти по-взрослому), накладывающую дополнительные рамки на наше поведение.

Ну да ладно.

На выходе из школы и в период выбора профильного образования будущий взрослый человек сталкивается с первым по-настоящему крупным жизненным выбором, который для многих навсегда закроет бесконечное число возможностей, оставив бОльшую часть прекрасного многогранного мира за рамками нашего бытового восприятия. Человек должен выбрать конкретный - очень узкий - путь своего дальнейшего развития, от которого, хоть он ещё и не до конца себе представляет насколько, будет во многом зависеть его дальнейшая судьба. 

Сама необходимость столь эпичного выбора для молодого организма тоже связана со стрессом, при котором возникают потерянность от вопросов типа “а чего я вообще хочу делать в жизни?”, “почему так быстро закончилось детство?” и - иногда - весёлые драчки с мамкой и папкой, которые всегда мечтали, чтобы их ребёнок стал доктором, но он вдруг подумывает быть стилистом. 

Важность выбора на этом этапе, повторимся, редко полностью осознаётся с ходу. Обычно она догоняет уже в зрелом возрасте, когда человек внезапно осознаёт, что всю жизнь мечтал разводить улиток в Гватемале, но вместо этого вынужден подписывать договора и ходить на совещания по внедрению оптимальных решений, учитывающих актуальную конъюнктуру на международном рынке принятия оптимальных решений. 

Это своего рода флешбек от окружающего мира, о котором мы раньше и в любое время могли узнать всё, что захотим, и выбрать себе в нём любое направление развития. Но со временем были вынуждены реализовывать себя в одном узком направлении, а об окружающей действительности впредь уже будем узнавать очень немного. И то – если время позволит, потому что дальше -

Через четыре года жизнь намажет на человека ещё один уровень стресса - ему предстоит узнать, чего он стоит. На этот раз не в метафорическом смысле, как было в период пубертата, а в рыночном. Сколько реальных денег стоит полученный им до сих пор объём знаний, помноженный на приобретённую работоспособность и умение конкурировать с себе подобными. 

Там же он получит первую настоящую самостоятельность и независимость (которой поначалу, как правило, будет распоряжаться весьма неразумно), съехав от родителей и став отдельным социальным юнитом. Туда же прилетят новые ограничения в виде арендной платы за жильё и прочие трепетные расчёты средств к существованию. 

В лёгком описании оно не выглядит, конечно, как большой стресс, но давайте не будем делать вид, что никогда не сталкивались с нытьём современников о нехватке денег на семью, квартиру, машину, покрытие кредита или яхту. Существование в свободном рынке - однозначно стресс. Это всегда принуждение себя к выполнению работы просто затем, чтобы добыть себе еду и оплатить счета за коммуналку. С неиллюзорной угрозой увольнения. С осознанной работой на резюме, случись человеку необходимость поменять работу. 

Причём, это настолько стресс, что человек где-то на этом этапе начинает с лёгкой снисходительной меланхолией поглядывать на капризных школьников и отмачивать в их адрес мудрые фразочки, типа “ты даже не представляешь, какая классная у тебя сейчас жизнь, наслаждайся”. Если у вас в голове подобная мысль когда-нибудь мелькала - это потому, что на вас уже намазано 5-6 дополнительных слоёв перманентного стресса, которые вы в повседневной жизни практически не замечаете, но это не значит, что их нет. И детям вы завидуете именно потому, что они пока что с этим не столкнулись, хоть и щебечут себе там что-то негодующе на переменках. 

К этому моменту вы уже сильно интегрированы в современное развитое общество, ваш день уже расписан от и до, в моменты отдыха вы уже думаете о том, что к следующей среде необходимо сдать важный отчёт или закрыть бухгалтерию. Вы уже не станете космонавтом или врачом, потому что денег на 6 лет образования по сложной специальности взять будет неоткуда. Вы уже выбрали своё социальное русло, в котором ещё полно пространства для сожаления об упущенных возможностях, но очень мало пространства для больших социальных манёвров.

И мы подошли к самому классному.

Любовь. Любовь часто путают с счастьем. 

Предположим, что мы в определённый момент нашли ту самую половинку - единственную и неповторимую, с которой проведём всю жизнь. Женщинам, кстати, это чуть более актуально чисто в силу биологических причин - с возрастом фертильность снижается, это является дополнительным фактором стресса, устанавливающим определённый таймер для наших с вами современниц. Мужик ребёнка может заделать и в 60 лет, и даже в 90 - и это не то чтобы чрезвычайно невероятный вариант. А женщина так не сможет. Если к определённому, не очень высокому возрасту, женщина не забеременеет, дальше это будет сделать с каждым годом всё сложнее. Во-первых, беременность - огромный стресс для всего организма, не только психики, организм должен быть достаточно прочным. Во-вторых, простите, но на правду не имеет смысла обижаться, изменения во внешности. Это особенно играет роль в нашей с вами Федерации, где красивых женщин полно, а настоящих здоровых мужиков - меньше. Настоящие здоровые мужики у нас более дефицитный товар, за них конкуренция выше. 

Короче!

Предположим, вы встретили настоящую вторую половинку, с которой проведёте остаток жизни, случилась любовь. 

У любви есть свой механизм - и заключается он не только в биохимических реакциях. 

В действительности, мы с вами совсем не знаем людей, в которых однажды влюбляемся. Все эти бабочки в животе, повышенная нервозность при встречах и приятные мечты перед сном имеют объектом не конкретного человека, а исключительно его абстрактный образ, хоть он и имеет конкретные внешние черты. Когда мы влюбляемся, но ещё не знаем друг друга хорошо, не съехались и не поженились, мы любим ту совокупность качеств, которые наше воображение приписывает объекту обожания. 

Они статичны. Образ, в который мы влюбляемся - он всегда внешне красив, умён, остроумен, добр, нежен, чувствителен и элегантен. Вам с ним всегда хорошо, легко и весело. Потому что он ненастоящий, он плод вашего воображения, подстраивающийся под ваши же хотелки. 

Поживите в браке с одним человеком лет десять, пройдите через ссоры, через распределение семейного бюджета, через согласование отпусков, через согласование “пойти побухать с друзьями” и “на выходных поедем к маме”. Потому что конкретный человек - а не тот абстрактный идеал, в который вы однажды влюбились - он вот в этом.  

У него (или у неё) тоже будет плохое настроение, он будет занимать санузел, на него, возможно, жизнь даже больше слоёв стресса намазала, чем на вас - и количество тараканов в его голове и по прошествии десяти лет совместной жизни вам сложно будет точно оценить. Помимо очевидного ограничения, которые дополнительно наложат на вас моногамные отношения, ещё более сузив пространство для дерзких социальных манёвров, ваша вторая половинка поставит перед вами, пожалуй, одну из самых трудных задач в жизни. 

Вам рано или поздно придётся примириться со всеми её недостатками, одновременно признав свои собственные. Признав, что нет, вы тоже не подарок, вам тоже необходимо работать над собой - причём, делать это ежедневно, потому что теперь вы несёте ответственность не только за себя, но и за другого человека, случись ему попасть в беду. Постоянные отношения - это как зеркало, в которое вам придётся смотреться, ежедневно получая такое количество честного фидбека, которое вам ни в школе, ни в вузе, ни на работе не снилось. Это один из самых сильных ограничителей нашей с вами свободы на жизненном пути.

Люди часто путают любовь к абстрактному идеалу в собственном скворечнике с любовью к настоящему человеку. Именно поэтому процент расторгнутых браков в прошлом году в нашей с вами Федерации вырос до 73%. Там вымышленный образ с реальным человеком не совпал на фоне тесного времяпрепровождения в условиях пандемии. 

Но любовь к вымышленному образу, дорогие друзья, ничего не расскажет нам о нас самих, потому что вымышленный образ любит нас во всём нашем несовершенстве. А любовь к настоящему человеку - расскажет. И заставит работать над собой и своими недостатками. 

Это намажет на нас ещё один стрессовый слой, но иначе нельзя. Это единственно правильный путь для адекватного взрослого человека - пусть работы над собой, а не попытка убежать от трудностей (за исключением тех вариантов, когда мы нечаянно образуем пары с настоящими психами, тогда действительно надо валить как можно скорее). 

Так что любовь по-своему всегда трагична, она не связана исключительно со счастьем. Полюбив конкретного человека, мы навсегда отказываемся от безусловной любви к идеалу и наоборот - что-то одно в этой связке обязательно умрёт.

(Зато теперь должно быть понятнее, почему “любовь зла - полюбишь и козла”. Конкретный козёл когда-то в голове козлом не был.) 

А потом будут дети - и весь полученный за предыдущее время стресс можно смело умножать на два и больше. Отныне и впредь вы ещё и следите, чтобы ваш ребёнок себя нечаянно не грохнул, хотя будет многократно пытаться это сделать. 

А потом начнут вылезать хронические болячки, которые вы подхватили где-то в годы бурной молодости. 

А потом в голову начнут стучаться мысли, что когда-нибудь - может, и не очень скоро, но неизбежно - вы умрёте. И с этой мыслью вы обдуманно смиритесь.

Впрочем, где-то после 30-35 лет становится попроще. На этом этапе индивидуальный жизненный путь современника настолько уникален и неповторим, что он потихоньку перестаёт всерьёз сравнивать себя с окружающими – это немного разгружает голову.

Но если задуматься -

Вся наша жизнь до сих пор - это путешествие от маленького ребёнка с широко распахнутыми глазами, которому открыты все дороги, до нашего среднего или преклонного возраста. К этому моменту уже есть дороги, которые мы для себя никогда уже не откроем - не станем врачом или космонавтом, не будем офигенно знать физику или химию. Вообще, наши знания об окружающем мире будут весьма ограничены, потому что когда-то мы вынужденно выбрали для себя конкретный, очень узкий, жизненный путь, а об остальном мире сегодня знаем ровно столько, сколько нам необходимо, чтобы продолжать исполнять те роли, которые во многом были обусловлены законами, нормами и традициями того государства и региона, в котором мы родились. И пространства для манёвра на этом этапе у нас очень немного, мы как эквилибристы, ежедневно жонглирующий невероятным набором ответственностей перед обществом и самим собой. И если мы их уроним, мы уроним связи с родными, близкими или окружающим миром, потихоньку загоняя себя в грустное одиночество.

И если сегодня у вас этих ответственностей именно так много, дорогие друзья, то вы живёте правильно. Потому что жизнь - не увеселительная прогулка. Жизнь - это поступательный набор всё новых и новых ограничений и стрессов, к которым ваш организм и сознание адаптируются, чтобы вас не придавливало особенно сильно утром в понедельник. И то – случается. У всех случается. Об этом иногда необходимо помнить, когда окружающие вас люди двигаются не в том темпе и не в тех направлениях, которые бы вас радовали.

Каждый последующий уровень ответственности и сопутствующий стресс ложатся поверх - а не вместо - предыдущих. И на патриотов, и на либералов, и на филателистов. Это неизбежно, если мы живём в современном обществе, а не отшельничествуем в пещере на краю мира. 

Мы не можем утверждать, что человек рождён для счастья - такой опции нет в установках по умолчанию, когда мы вылупляемся из яйца в современный мир. 

Но то, что при неимоверной многослойности тех стрессов, которыми нас за долгие годы покрывает социально детерминированная жизнь, мы иногда, пусть ненадолго, можем испытать приступы настоящего счастья - невероятно. 

Крайне.

Спокойной ночи, дорогие друзья. 

Приятных сновидений. 

Сегодня для нас нет ничего актуальней классовой борьбы.

Вначале, ув. друзья, хотелось бы сделать одно признание. Когда я открываю (обычно в результате несчастливого стечения обстоятельств) какое-нибудь продвинутое СМИ для креативных людей, я начинаю испытывать довольно неприятные чувства: неуверенность, подавленность, даже смятение.

«Как успевать за мультидисциплинарными инфлюенсерами? - с разбегу спрашивает меня продвинутый журнал, и я уже в ужасе, ведь я даже не слышал никогда о мультидисциплинарных инфлюенсерах, а уже за ними не поспеваю, - Кажется, именно этим вопросом сегодня задаются бренды, ведь за последние несколько лет мы получили огромное количество нативных интеграций. Такая динамика может только радовать – компании выделяют финансирование на независимых художников и дают им свободу творчества. Какое будущее ждет креативный класс? Узнали у Шакила Кита – художника, поэта, модели и бывшего ведущего YouTube-шоу PAQ о моде.»

К концу этого абзаца уже хочется расплакаться. Ты едва узнал о Мультидисциплинарном Инфлюенсерстве, а бренды уже Нативно Интегрируют, выделяя финансирование. Златогривая жизнь, стуча передовыми копытами, скачет мимо в состоящие из огромных денег и безумно крутого творчества дали, а ты торчишь на месте с потёртым томиком кого-нибудь позорно древнего и глотаешь пыль.

Впрочем, если пролистать дальше, то немного отпускает: можно увидеть вот такую картинку

- и прочесть стих, начинающийся словами «День побега, мы покидаем сцену, известную как реальность, бросаемся в метафоры и ныряем в поэзию, шины горят в достижении цели, остающейся неизвестной» и заканчивающийся словами «опыт, непохожий ни на один другой, когда я попутешествовал в Bentley».

А потом узнать, что это была «Коллаборация с Bentley в честь Всемирного дня поэзии, и она была просто сумасшедшей. Мне пригнали на уикенд тогда еще не вышедший Continental GT, и я должен был описать, как вижу мир через окно машины. Я поехал за город, наблюдал за своими ощущениями. Это настоящее благословение».

И становится ясно, что тебе всего лишь снова впаривают т.н. арт.

Арт, ув. друзья - это специальный вид человеческой деятельности, который считается искусством, но который очень легко отличить от искусства.

А именно: если для того, чтобы быть опознанным как искусство, ему требуется сообщить зрителю/слушателю/читателю, что оно искусство, что оно похвалено кем-то крутым и что за него заплачено безумное бабло - ошибки быть не может: это арт. Креативный, нативный, интегрированный, какой угодно - но арт (тут жалко англофонов, у которых это одно и то же слово).

Великой замковой стеной, выделяющей это понятие в пространстве жизни и доказывающей, что это не фигня какая-то, а именно искусство, служит само извещение об этом. «Ты можешь исходить на гумус, ты можешь называть это фигнёй, но тебе не сбежать от того факта, что Bentley нативно интегрировал в этот арт своё бабло, а GQ пишет о его создателе. Так что обтекай или прими это», - написано на стене.

Встаёт вопрос: да ладно. Не может быть, чтобы у этой фигни не было высокой функции. Не может быть, чтобы бентлийцы платили деньги просто так - они наверняка что-то знают. Они видят что-то в этих детских каракулях и рифмах «я вжимаю педаль / я заслуживаю медаль», чего не видим мы.

Рискну предположить, что ответ известен. Функция этой фигни как раз в том, чтобы служить кодом, отделяющим текущий доминирующий класс - креативный - от остальных, и защищать его привилегии.

Тут необходимо сделать пояснение. Я далёк от того, чтобы считать всю человеческую жизнь борьбой классов. Классовая борьба, конечно, существует - но она, как представляется, лишь одна из форм индивидуальной человеческой борьбы за безопасность и доминирование. Некоторые операции этой борьбы стихийно оказывается проще и выгодней совершать толпой, и так является борьба класса за себя. Впрочем, если одному, десятку или миллиону ув. индивидов начинает казаться, что они достигнут большей безопасности и большего доминирования, предав свой класс или даже возглавив поход против него - у них не возникнет никаких колебаний.

Я также далёк от того, чтобы определять классы по их отношению к общественному производству и получаемой доле общественного богатства. Такой подход объединяет настоятеля монастыря и ЛГБТ-руководителя креативного отдела торговой сети, что явно пренебрегает глубочайшими различиями в личных мотивациях этих граждан и в конце концов создаёт довольно нелепую картину мироздания. Мне кажется более практичным выделять классы на основе наличия в них единства мотиваций и единства того пространства ценностей и кодов, в котором они действуют.

У класса всегда есть особые цели и особый смысловой язык для описания того, чем он занят. Класс без специфических целей и специфического языка понятий вообще не класс, а иллюзия. Пингвин и тюлень оба жирные и плавают, но первый птица, а второй млекопитающее, и первый всё равно несёт яйца и ищет места для гнездования, а второму это не нужно. В то же время между двумя пингвинами, один из которых живёт в Антарктике, а другой на Галапагосах, на экваторе - мы увидим куда больше сходства, чем между антарктическим пингвином и его земляком морским леопардом. Ибо яйца и гнездование.

Так вот. Доминирующим классом передового мира сегодня является т.н. креативный класс (кстати, в следующем году этому понятию исполняется 20 лет - хотя само явление, разумеется, постарше).

Это тот самый случай, когда хотелось бы ещё раз с большим состраданием посмотреть на любителей википедии, в которой признаки данного класса определяются так: «представители творческого класса предпочитают вертикальному продвижению по служебной лестнице горизонтальное перемещение и смену мест работы в пользу наиболее творческой. Также они предпочитают моральное и духовное удовлетворение денежно-материальному. Для людей данной группы характерной чертой также является ярко выраженное чувство индивидуальности и личной свободы».

Звучит трогательно, жалко что враньё.

Вся штука в том, что «креативный класс» - словосочетание, введённое американским профессором Р. Флоридой - было, конечно, подхвачено и стало общепринятым, но это не было, конечно, первым определением. За пару лет до него другой автор, Дэвид Брукс, предложил понятие «бобо» - bourgeois bohemian, буржуазной богемы. Он определил её как плод слияния беловоротничковых буржуазных капиталистов и контркультурной, артистичной и гедонистичной богемы.

В результате, по Бруксу, явился класс, который зарабатывает как не в себя и по-буржуазному, но тратит как богема и по-бунтарски. То есть прочь и нафиг люстру за 7 тыщ баксов, давайте лучше потратим 10 тыщ, но на печь для производства домашнего хлеба (и вообще на все пространства, ранее считавшиеся местами-для-обслуги: см. Большой Кухонный Стол с Панелью для Нарезки Овощей). Долой ваши фраки, мы наденем свитер с ламами, сотканный трудолюбивыми и угнетаемыми перуанцами. Долой ваш паркет, мы облицуем наши гостиные отгондурашенными половыми покрытиями с заводов. Долой ваши обои в цветочек, мы заселимся в бывшую ткацкую фабрику и будем там наслаждаться грубой настоящей фактурой кирпичной стены.

Упомянутый Флорида писал в 2002-м о том, что все нормальные города должны завлекать к себе бобо/креаклов, образуя для них специальные городские пространства с арт-галереями и винотеками, он даже ввёл «гей-индекс»: чем больше социальных голубых, тем круче будет.

Упомянутый Брукс писал в 2000-м, вполне причисляя себя к бобо/креаклам: «нашему образованному классу не грозит превратиться в замкнутую, самопополняемую касту. К нам может присоединиться любой человек с должным образованием, работой и культурной компетенцией».

Спустя 21 год ув. Кримсон Альтер прислал мне потрясающий текст того же самого Брукса, вышедший только что в The Atlantic. Брукс цитирует только что приведённую фразу и добавляет:

- Это было одной из самых наивных мыслей, что я когда-либо написал.

Нынешний текст называется «Как бобо (то есть креаклы - В.М.) сломали Америку», и в нём сообщается следующее:

1) Креаклы-бобо начали бороться за гарантирование за собой мест, набранных в честной конкурентной меритократической битве.

Заботливые родители устроили гонку образований, увеличив расходы на обучение детей на 300% за 20 лет. Отчасти поэтому разрыв в результатах тестов между учащимися из богатых и бедных семей достиг 40-50%. В элитных колледжах 72% составляют дети из «верхней четверти» семей, а нижняя четверть (четверть, ув. друзья, не маргиналы!) поставляет туда лишь 3%. Если же взять только самый крем-де-крем, сливки сливок, то Принстон, Йель, Дартмут, Пенн получают лишь 1% студентов из нижних 60% (то есть из некреаклиного большинства).

2) Креаклы-бобо сконцентрировались (в Америке, но мы знаем, что не только там) в нескольких крупных метрополисах, накрутив там огромное количество креативной экономики и заодно задрав цены на недвижимость за пределы всяких приличий. Итог: 50 крупнейших «метрополисов» мира сконцентрировали в себе 7% мирового населения, однако в них течёт 40% мировых денег. Остальные в одичании. Сами города в результате джентрификации с винотеками и арт-галереями распались на дорогущие креаклиные гнездовья и дешёвые днища для тех, кто не.

3) Креаклы-бобо захватили левые партии по обе стороны Атлантики - и (сюрприз!) выдавили оттуда тех, кого левые партии как бы представляли. В 1990 году почти треть депутатов британского парламента от лейбористов были рабочими - реально, по профессии. В 2015-м их (в лейбористской, то есть рабочей, чорт подери) партии осталось не более одной десятой. В 2016-м Хиллари Клинтон с отрывом победила в самых образованных округах и продула в необразованных, а в 2020-м Байден, кандидат от левой Демпартии, круто выиграл в богатых округах и так же круто продул в бедных. Левые партии стали партиями богатых креаклов.

4) Бобо-креаклы конвертировали свой культурный капитал в экономический и наоборот. Критики называют нынешнее их правление «эпистемическим режимом» - то есть режимом, чья власть обеспечивается плотно слежавшейся элитой умных ребят, определяющих, что есть истина и что есть отстой. Они умные, потому что они знают - и наоборот, то, что они знают, круто, потому что это знают умные. Например, слово «эпистемический», означающий, если я правильно помню, чистое знание.

5) А тут мы плавно подходим к ответу на вопрос о том, почему детские каракули арта есть искусство.

Члены бобо-креативного класса влюбились в свою умность и начали выделять её как священный признак, как происхождение от Магомета в мусульманстве или от Геракла либо Тесея в древней Греции (число упоминаний в New York Times слова smart, то есть, говоря проще, умненький, с 1980 по 2000 год учетверилось). А поскольку далеко не все потомственные умнички умны на самом деле - им, конечно, понадобилась система опознавания свой-чужой, которая охраняла бы класс от инвазий всяких варваров извне и давала возможность опознать умненького, даже если он туп как пробка.

Этим инструментом выступило малопереводимое понятие ease, то есть «лёхкость», которое перекладывается на русский, пожалуй, фразой «это другое, это понимать надо». Это - не интеллектуальный, а социальный навык, который может всосать с молоком тусовки дура любого пола. Социальный интеллект победил настоящий, потому что лёхкие всегда знают, как тусоваться красиво, где включать лёгкую иронию и где быть смертельно серьёзными, о чём нельзя говорить и о чём льзя, и как надо говорить.

В итоге «культура нынешней элиты даже более лицемерна, чем бывало ранее. Сейчас её стандарты существуют не для того, чтобы постигшие их куда-либо продвигались. Они всего лишь обозначают тех, у кого уже есть успех».

Собственно, только тут и нужен арт: это один из рабочих маркеров для взаимного опознавания. Как и их дивёрсити, как и их экологизм, как и их всё любое.

...Дальше у Брукса начинаются печальные рассуждения по поводу ран, нанесённых всем этим Америке, но это уже их проблемы. Для нас важно другое:

- прорвавшиеся к доминированию благодаря конкурентному окну, открытому хайтек-бумом, креаклы окружили себя оскаленной кольями и ловушками оградой, в которой они продолжают чувствовать себя доминантно, комфортно и безопасно - и при этом они могут рвать на себе футболки, призывая к равенству, но это очень специальное равенство, категорически охраняющее их собственные привилегии.

- Что это ты припёрся со своими профсоюзными задвигами, когда у нас ещё недостаточно представлены женщины и меньшинства? - спрашивают они. - Что ты несёшь про права работников, когда мы потно боремся за налоги для сверхбогатых и экологию? Мы не спим, думая о том, как обеспечить тебя безусловным базовым доходом и талонами на свекольные котлеты, а ты лезешь в наш круг со своими забаненными нами нелевыми идейками? Ты, наверно, праворадикал.

...Нам, ув. друзья, сильно повезло, что этот класс в нашей стране довольно мал и перешёл к стратегии самоогораживания до того, как стал доминирующим. Он по-прежнему жужжит и вьётся вокруг элиты и периодически подставляет её всяким мощным креативом, но он не успел сконцентрировать в себе достаточно власти причинять неприятности, чтобы по-настоящему рулить.

И даже самые передовые банки с казённым капиталом вынуждены укрощать креативность российских бобо, чтобы не попасть под общественно-начальственные репрессии.

Но это не значит, кто бобо перестали пытаться. Они никогда не перестанут.

И поэтому столь важно как можно быстрее оформить ту влиятельную часть общества, которая (просто из чувства самосохраннения) осознала бы себя в основных своих целях и навязывала медийному пространству язык, отличный от языка нативных интеграций.

Вчера мне звонили из новостного агентства с просьбой «прокомментировать отъезд ЛГБТ-семьи из рекламы ВкусВилла из России». Я сообщил, что главной печальной новостью является то, что это сообщество отъехавших дам все отечественные СМИ таки проименовали семьёй. Которой оно, конечно, не является.

Будем надеяться, что совместными усилиями, ув. друзья, мы отстоим также и собственный язык понятий - и тем самым убережём себя от «эпистемологического режима» глупых умничек.

Сегодня для нас нет ничего актуальней непредсказуемости.

Почти век назад, ув. друзья, англо-американский писатель Хаксли вернулся из путешествия в Индию с едким афоризмом: «Человек может топить за религию, пока не побывает в религиозной стране. Побывав, он начинает топить за канализацию, механизацию и мнимальную заработную плату».

Это высказывание интересно как свидетельство разочарования юного искателя духовности (данный типаж, кажется, вечен - сто лет спустя в развитых странах любителей восточной духовности едва ли стало меньше). Но оно также интересно и потому, что мы знаем продолжение жизни Хаксли: он не удержался по эту сторону скептицизма и под конец жизни соорудил из своего мировоззрения нечто агностически-ведическое на психоделиках. Любитель канализации, механизации и минимальной зарплаты внёс значительный вклад в то, что позже стало бичом западного рационализма - колдунско-экологическим движением нью-эйдж.

Цепочка причин и следствий со стороны может показаться поистине пугающей: вот известный, эрудированный и почитаемый автор, закинувшись мескалином, пишет в 1953-м «Двери восприятия», где описывает свой невероятный опыт смотрения на бытие как оно есть; вот калифорнийский паренёк, сын адмирала, называет в честь этой книги свою группу «Двери» и начинает расширять своей аудитории восприятие. Вот тысячи экспериментаторов уже дорасширнулись до летальных исходов. А вот, спустя ещё десятилетия, в стране Хаксли и Моррисона легализуют потихоньку вещества, чтоб люди релаксировали и чувствовали себя лучше.

И что об этом, спрашивается, сказал бы писатель Хаксли 1949 года, сообщавший в письме Оруэллу:

- Полагаю, в следующем поколении сортировка людей во младенчестве и наркогипноз будут открыты мировыми лидерами в качестве инструмента управления. Властолюбие будет эффективно утоляться предложением рабам полюбить своё рабство.

Полагаю, его сегодняшний комментарий сводился бы к «я совсем не то имел в виду». Не уверен, что писателю понравилось бы взять на себя всю ответственность за последующие издержки его влияния.

В последние пару дней в главные антигерои европейской медиасферы, оттолкнув даже В.В. Путина, вырвался А.Г. Лукашенко. Причины вполне разнородны:

1) Нелепая история с белорусской бегуньей, добежавшей из Токио до Польши;

2) Тёмная история с белорусским оппозиционером, повешенным либо повесившимся на Украине;

и, наконец, главное -

3) Очень трагическая, хотя отчасти всё равно смешная история со штурмом Литвы иракскими нелегалами с территории Белоруссии.

Судя по тону европейских СМИ, проблема Европы сейчас именно в А.Г. Лукашенко - поскольку он автократ, диктатор и вообще т.н. клоун с бритвой, отстаивающий свою безопасность методом «не трогай его, у него ширма падает и он бросается».

В действительности, рискну предположить, проблема Европы сейчас не только в Лукашенко, но также в Ираке, откуда мечтает свалить навсегда значительная часть его 31-миллионного населения. Аавтократ всего лишь открыл ему маленькую, ничем не гарантированную форточку в Евросоюз - и вот уже жалкие три тысячи иракцев (десятитысячная часть их общего числа) ставит на уши и не только маленькую восточноевропейскую республику.

Также проблема Европы в Литве, в прошлом году поучаствовавшей посильно в попытке свергнуть белорусского президента.

Также проблема Европы в Европе, санкционировавшей попытку свержения А.Г. Лукашенко в 2020-м и отчасти (в лице Британии и Польши) поучаствовавшей в свержении С. Хусейна в 2003-м.

Чем сейчас является освобождённый от Хусейна Ирак - прекрасно иллюстрируют две картинки.

Первая - выращиваемое сейчас, в результате уже полуторагодичного ковидного локдауна, «неграмотное поколение». А) в стране закрыты школы, Б) дети обучаются дома, В) доступ к интернету дома имеют 20% из 11 миллионов иракских детей. Это значит, что даже спустя годы после нынешнего ковида он будет наносить миллиардные убытки несчастной стране (и, надо думать, многим другим несчастным странам).

Вторая картинка - в каком-то смысле ещё более потрясает.

Ирак - один из крупнейших в мире добытчиков нефти. Это известно всем. Несколько менее известно (потому что всем плевать), что в Ираке электричество подаётся с перебоями, а периодически случаются массовые блэкауты, как в минувшем месяце. Несмотря на то, что иракское правительство потратило более 80 миллиардов долларов на развитие энергосистемы - от 40 до 50% вырабатываемой в стране электроэнергии попросту не доходят до потребителей.

Одна из главных причин - так называемая генераторная мафия.

Поскольку с электроэнергией в крупной стране после войны и оккупации возникли перебои, в ней явился спрос на домашние генераторы.

Когда явился спрос - явились и коммерческие структуры по поставке и установке таких генераторов.

Когда явились структуры - явилась их заинтересованность в том, чтобы перебои в подаче энергии не прекращались.

В итоге, как пишут СМИ, главными подозреваемыми в бесконечных атаках на объекты общественной инфраструктуры (подрывают подстанции, валят электростолбы) является именно «генераторная мафия» - тем более что в сегодняшнем Ираке нет ничего проще, чем свалить это на «каких-нибудь боевиков».

Мы, кажется, видим часть змеящегося вдаль из прошлого в будущее причинно-следственного дракона.

1) Обрушив диктатуру, передовые страны заодно заложили в Ираке условия для возникновения будущей генераторной мафии, удовлетворяющей потребности населения в электричестве.

2) Генераторная мафия стала самостоятельным игроком иракской реальности, заинтересованным в том, чтобы населению вечно не хватало электричества.

3) Генераторная мафия - не какие-то специальные злодеи: это просто инициативные и предприимчивые иракцы, которые, сохранись диктатура, могли бы работать на молокозаводах или заниматься строительством. Но сейчас они нашли свою тему и защищают её как могут.

4) Как следствие - в стране с пятыми мировыми запасами нефти всё очень плохо с бесперебойной энергией и, соответственно, интернетом.

5) Как следствие (не только, но в том числе) - в стране всё очень плохо с образованием и экономикой.

6) Как следствие - из страны все хотят свалить.

7) Как следствие - Литва поставлена на уши и не только, а Европа клянёт клятого А.Г. Лукашенко.

Заметим: за скобками осталось главное детище освободительной кампании 2003 года - ТОЗР ИГИЛ, в активе которой не только сотни тысяч трупов на Ближнем Востоке, но и, например, трупы парижан и брюссельцев в 2016-м.

Генераторная мафия - это лишь один из эффектов и, как казалось, довольно мелкий - но окажется ли он таким уж мелким спустя десятилетия? И сколько ещё гранат в своё грядущее закинули передовые страны в предыдущие годы беззаботной освободительности?

Кстати, представим себе на секунду, что случится, если передовым странам на следующем витке мощных усилий удастся-таки свергнуть Последнего Диктатора Европы и привести к власти нечто не менее прогрессивное, чем на Украине.

Мне искренне интересно, просчитывает ли хоть кто-нибудь в условном Брюсселе вероятные результаты своих идеологических джихадов. Рискну предположить, что попросту нет - поскольку на совесть догматизированное пространство дискуссии в принципе не может спонсировать голоса, опровергающие догматы.

С тем же успехом можно спрашивать, почему никто в Брюсселе не обсуждает необходимость возрождения какой-нибудь традиционной религиозности и семейных уз, чтоб дамы рожали и мужчины не бросали семьи. Ну, чтобы демографический кризис несколько рассосался - и у завтрашних пенсионеров сегодня появились завтрашние работники.

Подобная дискуссия попросту немыслима в приличном публичном пространстве - и поэтому вопрос о том, «как обеспечить будущих пенсионеров», течёт в узких забетонированных насмерть берегах вида «нам нужно больше детсадов в крупных компаниях / больше гарантий матерям / более гибкий и привлекательный для высококлассных специалистов из третьего мира рынок вакансий / повышение автоматизации труда и уровня здравоохранения, чтобы люди могли трудиться до 80».

То же и с автократиями. На днях многих в России впечатлил выкрик экс-посла США М. Макфола, активно участвовавшего, говорят, в великой болотной революции 2011/2012 годов. Макфол эффектно объявил, что он победитель жизни и у него большой социальный пенис, перечислив свои ачивки:

- Прекрасная работа в прекрасном университете

- Почти миллион баксов в год зарплаты

- Огромный дом в раю

- Почти полмиллиона подписчиков в Твиттере, и все его обожают

- А ещё его приглашают в телевизор, и там у него тоже много фанатов.

Мы не можем не признать, что жизнь его удалась. Как легко понять из этого выкрика - он, в сущности, ничем не отличается от иракского генераторного мафиозо. Он предприимчиво и инициативно искал успеха в берегах одобряемых идей, он нашёл успех и теперь в нём купается. Получись у него всё в 2011-м - вероятно, дом в раю был бы ещё огромней, а подписчиков в твиттере было бы ещё больше. Что ни творилось бы на пространстве между Чукоткой и Лиссабоном (а творилось бы, конечно, весьма и весьма многое) - это никак не повлияло бы на личный успех Макфола в его райско-твиттерном измерении.

Правда, его племянница могла бы случайно попасть под шальную ракету, украденную с российского склада, во время какой-нибудь разборки между мексиканскими кланами во время каникул в Акапулько. Или взорваться в парижском клубе, ответственность за что взяла бы на себя группировка «Челнинские львы». Или ещё что-нибудь в этом роде. Но это вызвало бы у него не больше рефлексии о своей ответственности, чем у сегодняшних европейских политиков - литовские события и обстановка в странах победившей свободы от Туниса до Афганистана.

...Все иллюстрации выше, ув. друзья, по сути служат доказательству одного тезиса, переливающегося всеми оттенками банальности: мы живём в действительности, где подавляющее большинство участвующих в создании будущего мира - вообще не задумываются о том, какой будущий мир создают.

Подчеркну: не просто не могут верно прогнозировать результаты своих влияний, но и не желают этого делать, поскольку прямо сейчас и на личном горизонте планирования - в части получения одобрения и призов - размышления подобного рода только помешают им быть успешными и эффективными.

Поэтому инициативный сообразительный иракец, желающий выжить и выкрутиться в этом мире и, быть может, даже обеспечить своему маленькому Али хорошее образование - палит из гранатомёта в подстанцию, чтобы поддержать спрос на рынке электрогенераторов.

Инициативный сообразительный американец заканчивает аналитический доклад о том, как можно поддержать движение против ещё какой-нибудь автократии в Европе, Африке или Азии. Ну, или о том, как лучше и эффективней внедрять зелёную повестку.

Это равнодушие к «большому грядущему» пронизывает, как мы прекрасно знаем, нашу жизнь на многих уровнях.

Я видел управленцев, с удивительной инициативностью и даже изобретательностью хоронивших успешно стартовавшие проекты - поскольку лично им хотелось работать меньше, а получать (денег, одобрения, аплодисментов) больше.

Практический вывод из всего этого тоже приятно банален.

Каждому из нас ежедневно предоставляется возможность выклевать немного печени у будущего с целью получения зримой выгоды (реальной или воображаемой). И мы, разумеется, будучи людьми - регулярно выклёвываем у будущего печень.

Нас спасает, как нам кажется, тот факт, что грядущее всё равно непрогнозируемо - а значит, мы точно не знаем, что к чему приведёт, и это снимает с нас груз ответственности.

Но на деле мы всегда недурно чувствуем, когда что-нибудь разрушаем или творим из какого-нибудь порядка хаос. Это, если угодно, наша врождённая способность, и чем больше мы знаем, тем больше она усиливается.

Опыт показывает, ув. друзья, что человек, между возможностью поучаствовать в разрушении и возможностью поучаствовать в созидании выбирающий второе - в итоге приобретает благодетельную привычку созидать. И сама эта привычка никогда не ставит его, по крайней мере, перед жуткой безысходностью открытия:

- Так, всё доедено. Чорт, как жить, когда нечего распилить? Это тупик.

И это действительно тупик, ув. друзья.

Сегодня для нас нет ничего актуальней крутых тачек.

Вчера, ув. друзья, я видел власть.

Власть приняла облик очень крупного мужчины лет 45, с короткой стрижкой, в дорогих туфлях и массивных златых часах, но в простенькой футболке с весёлым котиком, демократично сидевшего на автобусной остановке. Власть, ожидая автобуса, непрерывно принимала и наносила звонки и негромко, но отчётливо гудела в трубку мощным профундо, не повышая голоса и не переходя на брань:

- Серёж, если это через полчаса не прекратится, я приеду и покажу тебе, как надо работать, и поверь, что это тебе не понравится. Можно сделать так, чтобы на всех постах были люди и чтобы люди вовремя отдыхали, а не затыкать постоянно дыры стахановцами.

- Коль, если ты проснулся и почувствовал, что у тебя температура, ты должен был сразу позвонить. Ты ведь в семь просыпаешься? Вот и должен был сразу позвонить, а не в десять утра. Ты меня опять подставляешь. Нет, ты не звонил Антону, я с ним только что беседовал. Я вынужден буду сделать выводы.

- Антон, это уже второй случай, мне Коля звонит бухой и пытается меня уверить, что у него температура. Сейчас мы имеем дело не с СБ, а с мониторщиками, это другая епархия, я не смогу с ними договориться. Тем более что сейчас, напоминаю, штрафы повысили за отсутствие на посту с 3,5 до 5 тысяч. Да, и за телефоны тоже. Мне удаётся отбодать ребят только хорошо если в 30% случаев. Так что жаловаться некому.

Прибыл автобус, мы переместились и помчались к станции метро «Водный стадион», а власть всё гудела:

- Я сейчас уладил, Лариса выручила. Но она не может выручать нас постоянно. Да, я прекрасно знаю, я сам в охране двадцать лет, и не начальником я пришёл, я тебя уверяю. Если человек необучаем из принципа - нам с ним придётся расстаться.

С могучей груди власти продолжал улыбаться весёлый котик.

(кстати, ув. друзья. Есть, вероятно, какой-то таинственный закон психической жизни, согласно которому могучие мужчины нашего мира надевают футболки с котиками, с бутербродами, мышками, апельсинами и другими безвредными объектами - в то время как расправившие крылья Орлы и Волки, байронически глядящие на луну, оккупируют строго тела низкоранговых по молодости или по неудачливости самцов, свисая с них или, напротив, облегая их повышенный индекс массы тел).

...Слушая этого случайного попутчика, я не мог не отмечать про себя две вещи. Во-первых, как невероятно - до дрожи узнавания - похожа работа охранного начальника на работу редактора (а также, думаю, любого руководителя). Во-вторых, как неизбежна в ней, так сказать, прометейная составляющая: вы прикованы к своему занятию как к скале, и к вам периодически прилетают всякие орлы и клюют вашу печень - но это входит в правила, и вы знаете, что орать от боли бессмысленно, вы вообще всё знаете заранее, но ваша функция - принуждать себя и других к усилиям и не дать распаться самой хрупкой структуре цивилизации - человеческой дисциплине.

Собственно говоря, если уж речь зашла о Прометее, то, в сущности, мы можем с известной степенью самонадеянности сказать, что есть только три архетипические истории о походе за силой.

Первая - история Зевса. Понятно, что свести к одной формуле бога, в течение тысячи лет вытворявшего в сотнях городов и на сотнях островов тысячи всяких противоречивых дел (и оставивших одних своих могил десятки), будет профанацией - но можно по крайней мере опереться на условный канон и вспомнить, что для него приход к власти был вопросом личного выживания: папа хотел его съесть. Поэтому юному Зевсу пришлось прятаться и партизанить, пришлось хитрить, пришлось освобождать своих братьев и сестёр, пришлось бороть титанов и, наконец, заключать договоры и царить над миром по установленным клятвам, периодически им подчиняясь против своей воли. Он был, так сказать, первым более-менее конституционным монархом Вселенной.

Вторая история - собственно Прометея. Любопытен тот факт, что Прометей всё теми же байроническими трактовками перерисован в нечто вроде юного бунтаря, восставшего против начальства от сжигающей его сердце несправедливости.

В действительности он будучи титаном, был старшим кузеном Зевса и к тому же хранителем предзнания. Кажется, в нём был воплощён архетип серого кардинала и вообще менеджера второго, казалось бы, ряда, тем не менее творящего историю. В сущности, он привёл Зевса к власти, выступив его союзником в титаномахии, а затем направлял события так, как должен был - в том числе просчитывая неприятности лично для себя. У Эсхила он, уже прикованный к Кавказу, признаётся прямо: «я и сам предвидел все грядущее, и нет нежданных бедствий для меня. Я должен свою судьбу переносить легко: нельзя преодолеть необходимость». Надо думать, он предвидел также и Геракла, который однажды придёт и поправит всё. Я прямо вижу ув. Прометея, который, зная, что придётся сотни лет кормить печенью всяких паразитов и страдать, глухо бранясь про себя, собирается на Олимп похищать силу огня для раздачи людям - чтобы история, которую необходимо запустить, всё же завелась и поехала.

И, наконец, третья история - малолетнего дятла по имени Фаэтон. Это не самый известный из мифов, поэтому позволю себе изложить:

Малолетний дятел был человеком, сыном мелкой океаниды Климены (что-то вроде секретарши Леночки в олимпийском холдинге), которая, приходя с работы по присмотру за вверенной ей речкой, объясняла юному Фаэтону, что его папа сам руководитель департамента солнца, Гелиос. Фаэтон рассказывал об этом сверстникам, сверстники не верили и иногда обидно ржали над ним (на самом деле твой папа обычный смертный, бгг). Доведённый до исступления эмоций, Фаэтон отправился прямо к предполагаемому отцу на работу. Далее следует потрясающая по-своему сцена, с самого начала, несмотря на радостность, вселяющая в нас мрачные предчувствия:

Дворец Гелиоса создан из серебра, золота, слоновой кости и сверхчеловеческого искусства («материал превзошло мастерство», - говорит соответствующий поэт). Войдя в тронный зал, Фаэтон вынужден остановиться, потому что не может даже приблизиться к своему отцу из-за его должностного блеска.

Гелиос в итоге снимает форменный венец, чтобы сын мог приблизиться и быть обнятым. Кто тебя обидел, чего ты хочешь, папа занят, но папа любит тебя, проси, я исполню твоё желание.

И Фаэтон просит на день солнечную колесницу с крылатыми лошадками, чтоб все увидели, что он действительно крут.

Отец в ужасе. Ты чего, рвёт он на себе волосы. Мне не жалко, но ты пойми - не то что человек, ни один бог, кроме высокоспециализированного меня, не в состоянии управлять этой колесницей. Даже сам Зевс не может - это нужно ехать по пламенной оси, шаг вправо шаг влево конец. Поднимешься слишком высоко - перебудишь созвездия, опустишься слишком низко - сожжёшь Землю.

Но сына настаивает, и Гелиос вынужден дать ему колесницу, хотя понимает, что это добром не кончится. И оно действительно не кончается добром: желавший всем доказать свою крутизну Фаэтон немедленно приходит в ужас оттого, насколько, оказывается, это тяжкий труд - править. Он бросает вожжи и начинает паниковать. В итоге созвездия сходят с ума и начинают дёргаться на небесном своде, колесница ныряет вниз и опаляет землю (следует описание горящих стран, разбегающихся в ужасе рек и пылающих гор), и в итоге с Олимпа выходит Зевс и говорит, совсем как мужчина в футболке с котиком:

- Все свидетели - у меня нет другого выхода.

И достаёт молнию, и мечет её в источник хаоса. Колесница разлетается вдребезги, крылатые кони разбегаются по небесам (Гелиосу их потом ловить и ожидать, надо думать, серьёзнейшего втыка от начальства), а Фаэтон с воплем падает и гибнет.

Тысячелетия проходят над нашей планетой, ув. друзья, а истории о силе не меняются. Для одних сила - единственный выход, чтоб не погибнуть и не допустить распада сущего. Для других - миссия созидания, потому что то, чего пока нет, должно быть создано и совершено.

А для третьих - надеть на себя выпрошенный или украденный венец и лихо прокатиться по небу, чтоб все видели (а затем с комичным криком «джеронимо» бесславно спикировать в какую-то речку).

Мы немного знаем о том, как общались Прометей и Зевс после примирения: последний попросил первого носить кольцо с осколком Кавказа, чтоб формально слово Зевса про вечную прикованность к скале осталось нерушимым; первый сообщил последнему о том, что не стоит заводить детей с конкретной нимфой, а то будет как в прошлый раз (тем самым, между прочим, запрограммировав появление Ахиллеса, смерть Гектора и, вероятно, исход Троянской войны, а значит и основание Рима, а значит, и всё остальное, включая появление футболок с котиками).

Но в любом случае Прометею с Зевсом было о чём поговорить - а вот с Фаэтоном им обоим говорить было совершенно не о чем.

...Сегодня мы можем наблюдать очень много фаэтонов, клянчащих себе колесниц, или выклянчивших их и пытающихся удержаться на пламенной оси, или музыкально орущих в пике, или уже павших на дно и оттуда жалующихся на несправедливость бытия.

Крайне важно, ув. друзья, не только самим не становиться такими фаэтонами, но и случайно не вставать у них на пути и не ждать, пока сверху посыплются кони.

Сегодня для нас нет ничего актуальней двух человечеств.

Есть вещи, ув. друзья, которые крайне трудно измерить.

Например, ответ на вопрос о том, стала ли наша жизнь за последний век более виртуальной (то есть проходящей не в материальной действительности, а в воспринимаемой/описываемой реальности) может показаться очевидным. «Конечно, да».

Под тёмной поверхностью каждого телефона, словно под зеркалом омута, сегодня таится бездна постановочных миров, сооружённых из манков, цеплялок, крючков и прочих охотничье-рыболовных приспособлений. Топы новостных лент завалены бесконечной разноцветной пустотой:

(на всякий случай уточню: из топовых яндекс-новостей сегодняшнего утра хотя бы косвенное отношение к действительности имеет новость про бензин. Остальное - воздушные шарики: Икс назвал Игрека козлом, Зет отреагировал на заявление Икса, и то и другое имеет сверхслабую связь с тем, как мы будем жить завтра). Процентов 98 так называемого информационного потока вообще представляют собой грязные предложения аудитории поласкать её мозг в обмен на немного времени её жизни, которое потом будет монетизировано, иного смысла они не несут.

Быт современника с утра до ночи проходит под внешнее озвучивание и рекламные вставки. В качестве релакса после работы его поджидают чистые сериально-игровые абстракции, сооружаемые профессиональными студиями и присасывающиеся, как гофмановские эликсиры сатаны, к его персональным вкусовым рецепторам. Процент людей, профессионально занятых производством соответствующих раздражителей для восприятия, кажется беспрецедентным.

...Однако стоит вспомнить, что человек, вероятно, жил строго в действительности ровно до того момента, пока пробудившееся в нём сознание не заставило его нарисовать своего первого бизона на стене пещеры. Может быть, ранние протолюди, миллион лет или больше удовлетворявшиеся примитивными орудиями из располовиненной гальки, ещё жили в хард-действительности - но, едва пасть осознания жизни открылась перед юным человечеством во всю ширь, как человечество начало создавать описываемую реальность.

Впрочем, я не уверен, что тут годится слово «создавать» - быть может, сама эта реальность, прорвавшись в человеческий мозг в виде сознания, начала лепить людей.

Может быть, путешествие в воспринимаемую реальность началось вообще до того, как мы стали людьми - я уже как-то вспоминал, кажется, знаменитых мадагаскарских лемуров, с помощью микроприкусываний ядовитых сороканожек вводящих себя в транс и отправляющихся в свои лемурьи трипы.

Как бы то ни было - пусть это и прозвучит парадоксом - человечество от мира животных отделило вовсе не изобретение орудий (морские выдры каланы, раскалывающие раковины моллюсков специально подобранными камнями, смотрят на эту версию несколько скептически), а нематериальная, психическая реальность, ворвавшаяся в жизнь и прописавшаяся в ней.

Кто является носителем хардкорного реализма - неужели оставшиеся ещё на планете дикари, живущие, строго говоря, в окружении не просто воображаемых, но и видимых ими духов?

Может быть, хардкор-реалистов нужно искать в местах суровых, среди криминальных элементов? Рискну, опираясь на десятилетний опыт профессионального общения с такими элементами, заявить категорическое «нет». Мало кто имеет столь жёсткую иерархию гуманитарных ценностей, как матёрые авторитеты. Алчность в чистом виде - любовь к деньгам - занимает в пирамиде их приоритетов до смешного мало места: субъективный статус в человеческой иерархии и поставляемые им приятности (строго внутренней, психической природы) - вот что важно. Поговорка «хороший понт дороже бутерброда» выражает их систему ценностей лучше десяти томов. Понты стоят денег - поэтому со стороны кажется, что бандиты алчны. В действительности считать их чем-то вроде гедонистов на максималках - всё равно что воображать, будто проститутки, активно предлагающие свои тела, стремятся к сексу.

В суровой крестьянской жизни позапрошлого века, описания которой мы читаем с лёгким ужасом, поражаясь их бессердечной простоте, описываемая реальность занимала куда большее место, чем может показаться. Живи они в строгой действительности - сёла, поля и леса не были бы буквально забиты легионами духов, демонов и теней покойников, доброжелательных и недружественных.

Мы, пожалуй, можем предположить, что проживание в своеобразном «описываемом мире» - это константа, прописанная в нас на базовом уровне. Вопрос скорее в том, насколько этот мир стыкуется с пресловутой хард-действительностью.

И вот тут, кажется, возникает отличие, которым современная описываемая реальность может всё же похвастать перед предыдущими версиями.

Это - поистине глобальное восстание против усилий.

Подчеркну - не против дискомфорта, а против усилий. Дискомфорт, как и комфорт, сам по себе есть явление вторичное и культурное. Дискомфорт может прекрасно переноситься годами, если в нём есть кого обвинять (классический пример - какой-нибудь дачный посёлок, с 2015-го жалующийся на сгнивший мостик через канаву во все инстанции. При этом цена вопроса - соответствующее количество деревянных свай, досок и день-другой коллективной, а то и вовсе индивидуальной работы).

А вот резкое неприятие усилий как сущности - это действительно, так сказать, восходящий тренд.

Это тот случай, когда можно опереться не только на зарубежные, но и на свежие отечественные данные последних месяцев и дней, итак.

1) Опрос: россияне считают возможность работать удаленно важнее уровня зарплаты.

2) Россияне готовы отказаться от отпусков при одном условии: если их заработная плата в среднем будет превышать 400 000 рублей в месяц.

3) Идею введения 4-дневной рабочей недели сегодня поддерживают 44% экономически активных россиян. Против выступают 34% опрошенных.

Легко понять, что мы совершенно не уникальны (я недавно писал о том, что 40% молодых британцев хотели бы, чтобы локдаун, когда все сидели по домам и получали за простой, был вечно).

Разумеется, во всех странах ещё существует культура усилий - там, где она умерла бы окончательно, умерли бы и сами общества. Однако нельзя не заметить, что эта культура глобально сдаёт позиции: сто лет назад никто не поверил бы, что четверть японцев трудоспособного возраста редуцируют себе всё, что можно редуцировать (в том числе секс, труд и даже социальный статус) - чтобы просто сидеть.

Порой кажется, что стремление к социальному доминированию сегодня остаётся чуть ли не последним двигателем, на котором современность, ковыляя во мгле, ещё движется вперёд. Однако нельзя не заметить, что данному стремлению активно подбираются альтернативы:

- Чувство индивидуальной праведности (сумма отрицательных заслуг, за которые себя может поглаживать любой бесполезный гендерфлюид: он не пользуется бензиновыми двигателями, не ест мяса и носит с собой многоразовую бутылочку для напитков. А если он ещё и сетевой активист за приюты - то он вообще бодхисаттва-надомник)

и

- Чувство коллективной правоты (тот самый дачный посёлок предпочитает рисковать, проезжая по полуживому мостику, потому что его угнетает незаботливое начальство).

Тут важно учитывать, что т.н. «спрос на социальную справедливость», о котором активно говорят и пишут сегодня по все стороны всех океанов - на деле зачастую есть спрос на поддержание коллективного чувства несправедливости. Оно - как ничто другое - позволяет откладывать собственные усилия примерно до никогда.

Современник, накачанный полнотой личных отрицательных заслуг и полнотой коллективной правоты - счастливо избегает усилий. Поэтому, рискну предположить, у подавляющего большинства стран, пытающихся поднять рождаемость и укрепить семьи, так мало получается. Нет ничего менее социально справедливого, чем ребёнок, который есть сплошные усилия и тяжкий труд с непонятной, отложенной на десятилетия и притом не гарантированной отдачей.

Есть ещё один любопытный нюанс: как показывает недавнее психологическое исследование, с обостряющимися страданиями от осознания несправедливости общества напрямую связано таяние в нём религиозности.

Там, где описываемая реальность ещё предлагает человеку некие личные взаимоотношения со сверхличными сущностями и целями, притом прописывая в условия игры необходимость переносить испытания - он может абстрагироваться от своего социального страдания и сосредоточиться на т.н. «личном спасении», пишут исследователи. Там же, где господствующая общественная идеология сосредоточена на посюстороннем мире, построенном из сплошных несправедливостей - у человека практически нет шансов вознаградить себя за усилия в достаточной степени.

Мы, строго говоря, живём в мире, где сосуществуют в режиме взаимного отторжения представители двух человечеств, построенных на разных базовых приоритетах.

Первое - имеет причины для усилий.

Второе - имеет оправдания для их отсутствия.

Скорее всего, люди с соответствующими склонностями существовали всегда - но, кажется, только уровень благополучия и безопасности, достигнутый подвигами последних столетий, позволил наконец полностью реализоваться расколу.

Не знаю, надолго ли этот раскол, но одно не подлежит сомнению: всякий сознательный ув. современник, если он не хочет оказаться в лагере беженцев от усилий, должен непрерывно следить за тем, не покупает ли он ежедневно слишком много оправданий. И каким количеством своей жизни он за них платит.

Сегодня для нас нет ничего актуальней благотворительных оргий.

Лет пять назад, ув. друзья, я написал ретро-рецензию на х/ф «Гараж» под названием «самый страшный фильм СССР». Рецензия получила некоторую известность.

Сегодня её уместно вспомнить - по причине её внезапной актуальности уже не в отечественном, а в глобальном контексте.

Позволю себе процитировать: «В позднем СССР было построено нечто парадоксальное – буржуазное общество, официально отвергающее буржуазность (...) Самые мучительные минуты жуткой водевильной склоки «Гаража» – это минуты, когда замутившие свой маленький бизнес руководители начинают, выкручивая руки и нагибая пайщиков, говорить пафосным языком и апеллировать к высоким ценностям. Высокий советский язык – был для них уже мёртвым богослужебным языком. Языком, на котором лучше всех в 1979-м говорили те, для кого он меньше всего значил».

Язык был мёртвым, но в чисто практической жизни работал. Тот, кто постиг схоластику правящей идеологии и её ритуалы, - получал дополнительные очки к силе и ловкости.

Разумеется, хитрые люди, добывавшие себе льготы, метры и пайки воззваниями к Ленинским Идеалам, выжирали советский язык идей изнутри, оставляя от него пустую шкурку и обрекая его, в конечном итоге, на будущее поругание.

Но такая судьба рано или поздно настигает вообще все слова и все идеи, превратившиеся в идеологии. Однажды любая сверкающая концепция превращается в расписной гроб, в котором тлеет равнодушие и мутят свой маленький (или большой) бизнес сапрофаги-древоточцы.

справка-малютка

Сапрофаги (никто не любит спецтермины, но в данном случае очень правильное слово) - это организмы, процветающие на разложении. То есть стоит начать где-нибудь гнить датскому королевству - как там тут же заводятся высокоспециализированные грибы, жучки и рачки, перерабатывающие смерть структуры в свою личную жизнь. Специфика людей-сапрофагов, питающихся разложением социума, в том, что они начинают потреблять его, покуда он ещё жив - то есть одновременно занимаются ещё и паразитизмом: сами убивают и сами потребляют убитое. Конечный результат (гибель мира, в который они запустили свои нити, хелицеры и челюсти) их нимало не колышет - и не должен, пожалуй, колыхать. Их историческая миссия - приходить в качестве представителей безжалостного естественного отбора и добивать то, что уже не способно защищаться.

конец справки-малютки

Так вот. Несколько великолепных известий из прогрессивного мира намекают нам на то, как будут происходить события в обозримой перспективе.

Известие один. 15 сентября на низкую околоземную орбиту отправится миссия Inspiration4 верхом на Драконе-2 от SpaceX. Это будет прорывная и вдохновляющая (как следует из самого названия) миссия, состоящая из одних только гражданских лиц, в ходе которой миллиардер Джаред Айзекман долетит до космоса и вернётся.

О самом миллиардере известно практически всё - в смысле, всё, чего требует сегодня прогрессивная житийная литература. Он, ныне 38-летний паренёк, начал свой бизнес в 15 лет в подвале родительского дома, был исключён из высшей школы, а теперь у него одна из крупнейших в США платёжных систем с сотнями миллиардов оборотов. О том, как очередному парню-из-подвала удалось, жития обычно молчат, поэтому мы можем лишь глухо прочесть, что «родители помогли Джареду запустить бизнес», что его папа и ныне председатель сыновней компании, а ещё - что «ему помогал деньгами дедушка». Но кто эти достойные люди и какова их роль - нам не рассказывают. Вдруг это развдохновит.

Внагрузку с Айзекманом полетят:

1) Мулатка с геологической степенью, в последние годы чрезвычайно востребованная (по понятным причинам) в качестве говорящей головы от научных организаций в научпоповских передачах.

2) Ветеран ВВС США с техническими навыками, весь в штатском, получивший место на корабле совершенно случайно.

3) Девушка, победившая рак костей и теперь работающая фельдшером в больнице св. Иуды.

В полном соответствии с современной схоластикой - миссия полёта будет в том, чтобы вдохновить людей.

Я, кстати, не могу не отметить потрясающую открытость прогрессивной мысли. На официальном сайте миссии есть раздел «Часто задаваемые вопросы», где прямо и чётко отвечают в том числе и на вопрос «почём будет весь этот космический банкет и почему бы не раздать пенсионерам». Итак:

Какова цена полёта?

- Миссия оплачена частной транзакцией между Айзекманом и SpaceX. Условия не разглашаются. Кстати, Inspiration4 ставит цель собрать 200 миллионов для больницы св. Иуды, сам Айзекман пожертвует 100 миллионов.

Рискну предположить, что перед нами модельный ответ на постоянные вопросы плебеев дивного нового мира к сенаторскому сословию на тему «если мы будем так счастливы жить в XXI веке, как вы нас уверяете, - то почему, чорт подери, вы сами живёте как будто в XX? Почему вы не собираетесь отказываться ни от больших семей, ни от больших особняков, ни от стейков, ни от конюшен, ни от личных самолётных парков, ни от покатушек в космос?»

Ответ будет именно такой - прямой и честный:

- Потому что мы ставим своей целью достичь лучшего мира и вдохновлять людей. Кстати, мы компенсируем свой углеродный след, пожертвовали 100 миллионов больнице и 200 миллионов на стипендии негритянским студентам, а ещё у нас 51% руководителей женщины и уровень квир-персонала в штате на 15% выше среднего по стране. Ещё вопросы?

И да - судя по тому, что тема элитизации мяса достигла уже лучших умов России - это отнюдь не только американский образ грядущего.

Известие два. В авторитетном Politico вышел жестокий текст о том, что одно из прорывных завоеваний прогрессивизма - легалайз марихуаны - имеет свою страшную тёмную сторону.

А именно: оказывается, траву в подавляющем большинстве штатов, легализовавших её, выращивают в теплицах. Оказывается, кое-где в США не только солнечно, но и пасмурно. Также оказывается, что кое-где в США не только тепло, но и прохладно. И, оказывается, дури нужны лампы дневного света.

В итоге налицо:

- Самый растущий бизнес в Америке (за прошлый год продажи выросли на 50% и достигли 20 000 000 000 долларов, добавлено 80 000 рабочих мест)

- Который уже потребляет около 1% электроэнергии - а в штатах посевернее, вроде Массачусетса, уже одну десятую часть всей электроэнергии,

- И при этом законодательство всё ещё запрещает перевозить траву через границы штатов и реализовывать их.

- В итоге прорывная трава является Угрозой Климату и Оставляет Углеродный След. И это в то время, когда прогрессивное человечество стремится декарбонизировать всё. - А политики, между тем, пропустили этот тревожный тренд. В том числе прогрессивные - которые одновременно и за легалайз, и за декарбонизацию.

Это последнее - удар на добивание. Никто не может возражать против греха углеродного следа и Угрозы Климату.

...Но намётанный глаз прочтёт между схоластическими камланиями о Климате и Углероде ясный намёк: «Многие инсайдеры отрасли говорят, что трава лучше всего растет на открытом воздухе в Северной Калифорнии и Южном Орегоне. Но тут свою роль играют регулирующие инстанции: более половины округов, выдавших лицензии на выращивание в Калифорнии, сделали это только для выращивания в закрытых помещениях или в теплицах».

То есть реальный посыл этого текста, выдержанного по всем правилам Прогрессивной Идеологии, банален:

- Есть идея придушить теплицы и фактически передать право на выращивание травы землевладельцам в южных штатах. Для этого нужно разрешить им растить дурь на открытой местности, легализовать траву уже на федеральном уровне и снять препоны для торговли между штатами. И да, всё это во имя Климата.

...Говоря проще, ув. друзья, мир, покорённый прогрессивной идеологией, уже вовсю осваивают прогрессивные сапрофаги. Мне искренне интересно, как долго он в таком виде просуществует.

И два слова о том, «как на это реагировать в нашем богоспасаемом медвежьем углу».

Повторю свою любимую банальность: с максимальной нетерпимостью.

Любое - любое - поползновение прогрессивизма во всех его проявлениях в сфере нашего воздействия должно встречаться нами нетолерантно. Любой кокетливый радужный флажок на торговой или ресторанной сети - повод не ходить туда (я уже полтора, кажется, года принципиально не хожу в «Тануки», ежегодно празднующее гей-июнь) и призывать ближних не ходить тоже. Любой наш сотрудник, выдвигающийся с инициативой «давайте сделаем неделю без мяса, ибо воистину» - должен для начала получить выговор с предупреждением, а затем отправиться на собеседования куда-нибудь ещё. Любой соискатель места, сообщающий на интервью о том, что он, кстати, против углеродного следа или квир-персона, «это не создаст проблем?» - уже создаёт проблемы. Пусть идёт в зелёные квир-организации. Любая идея «провести в нашем институте программу гендерных исследований» - повод для увольнения, ибо не будет там никаких исследований, а будет пропаганда.

Нетерпимость к нетерпимости - вот что даст нам недурной шанс пересидеть время короедов, ув. друзья.

Настало время разговора о травматическом опыте.  

Мы с вами (я имею в виду тех кому сейчас примерно 45-50 лет) - довольно интересное поколение, которое имеет возможность сравнить две а не одну социализации.  

Ну, сами посудите - мы сначала были октябрятами, потом пионерами, некоторые из нас даже успели вступить в комсомол. Я не успел и не жалею потому что предполагаю, что именно там я бы узнал реальное отношение к той идеологии что нам прививалась в среде тех, кто эту идеологию прививал. 

Все это происходило в отглаженных красных галстуках, рубашках уставного белого и синего цветов, школьной форме.  

Точно так же диктовались и формы взаимоотношений между людьми. Стремление созданию коллективных стратегий поведения, коллективного достижения успеха.  Отсюда - честность, товарищество, бескорыстие, самоотверженность, готовность жертвовать собственными интересами ради коллективных.  

Культ революционеров. Готовность разрушать системы и быть жертвой репрессий с их стороны.  

Культ женщины. Запрет на восприятие женщины как самки, добычи, собственности. 

Девочка - это маленькая мама.  Объект рыцарского служения. 

Если девочка ковыряет в носу - нужно отвернуться и не заметить.  

Самый сильный удар по миру советского подростка нанес не Александр Яковлев с его “Огоньком” с его историей репрессий, ГУЛАГов и прочем “правды для забиться-захрипеть”. Он находился за пределами подросткового мира.  

Самый страшный удар по подросткам был нанесен сначала индустрией видеосалонов, а затем домашними видиками. 

Проще говоря - Голливудом.  

Дети выросшие на “Непобедимом”, “Одиночном плавании”, “Земле Санникова” и огромном количестве книжек с советской фантастикой внезапно узнали о существовании Иствуда, Супермена, “Доспехов Бога”, “Кровавом Спорте” и “Командос”.  

Ну… еще там было немножечко “Греческой смоковницы”, “Эммануэль”... 

Студии “Прайвет”.... совсем чуть-чуть…  

Ну, хорошо! Ладно! Много порно.  Мы же были подростками. Было же интересно. 

И у нас было четкое понимание вот чего: они оказались круче нас. Они центр, а мы - периферия.  

И это значит что мы должны быть как Шварцнеггер. А девочки они должны быть как Эммануель. 

Фактически мы получили вторую, альтернативную социализацию основанную на индивидуалистическом  доминантном поведении с короткими индивидуальными стратегиями. 

Очень важно, что мировоззрение, которое стоит в основе Голливуда - это мировоззрение протестантов и иудеев. То есть мировоззрение Закона и Предопределенности.  

Не Промысла в его классическом смысле, а именно Предопределенности.  Когда погибший изначально погиб, а спасенный - изначально спасен и изменить это невозможно. 

Мир в условиях такого мировоззрение - это не творение Божие, которое “хорошо весьма”, а ад сотворенный человеком.  Человек живет в аду, по законам ада - и единственное, что его сохраняет от ада - это либо исполнение Закона, либо Предопределение. 

Мы пытались так жить. 

Мы кривили губы вниз как Шварцнеггер.  

Мы завоевали самок, штурмовали должности и гонорары. 

И становились все более несчастны. 

Мы все делали правильно. Так как нас научили.  

Мы трахались как в порно, мы строили отношения как в сериалах, мы были прилежны. 

Но это не помогало. 

Семьи рушились или не создавались. Карьера не удовлетворяла.  Окружающий мир с солнцем, ветром, листвой, синим снегом - тот самый, который в детстве вызывал восторг и удивление - стал декорациями к вялотекущей трагедии.  

Смыслом жизни и не пахло. 

Повезло тем, кто занимался не жизнью а выживанием. Он мог победить. Те кто пытался именно жить - сталкивались с постоянной невозможностью достичь удовлетворения.  

Смысл жизни ускользал. А вместе с ним уходило и желание жить.  

Те из нас, что хотели жить были вынуждены начать разбирать себя заново.  Кубик за кубиком.  Узел за узлом. Убеждение за убеждением, максима за максимой. 

Мы повергли себя сомнению. 

Мы распяли себя на кресте недоверия к тому что создали сами.  Мы и были собственным крестом.  

Мы ковырялись в собственных потрохах как собственные патологоанатомы, пытаясь представить от чего же мы умираем, если в нас так много жизни.  

И мы вырезали из себя Шварцнегеров и  протезировали их пионерами.  Мы заново создавали из себя рыцарей.  Чтобы больше никогда не иметь таких отношений с девочками, как имели раньше - когда мы были крутыми Рурками. 

Был такой случай в Арктике, когда наш хирург под местной анестезией, вырезал сам себе аппендицит, глядя в зеркало. 

Это именно то, что сделало наше поколение с собственным мировоззрением.  

Мы заново учились коллективизму. И до сих пор не научились, между прочим. Заново учились любить женщин. Заново понимали что есть человек.  

Мы заново полюбили "скучную" миссионерскую позу потому, что в ней мы наконец нашли то, что хотели - лицо и глаза той, с кем соединяемся.

Счастливое лицо. Не искаженное похотью и веществами, а глаза, которые светят нам в темноте потому что все так как должно быть.

Это все происходило в возрасте когда мы уже были вполне взрослыми.  

И в этом наша боль.  

Но и в этом наша роль.  

Те банальности, что мы отвоевали, и те открытия что мы сделали - мы уже никогда не отпустим. Они слишком дорого нам дались.  

И эта наша борьба - она неизбежно отразится в наших детях. Они не будут ее понимать вполне.  

Но они понесут отражение этой нашей борьбы за смыслы дальше.  

Сегодня для нас нет ничего актуальней рок-н-ролла.

Вот, ув. друзья, и наступил подходящий день для того, чтобы рассказывать умные, добрые и вечные ужасы. Они, кстати, сейчас в дефиците.

...Нельзя не заметить, что на мировом рынке устрашения сейчас происходит нечто удручающее - и сильно смахивающее на картельный сговор и монополизацию.

Во всяком случае, номенклатура предлагаемых человечеству страхов сократилась практически до двух: в черепа современников ежедневно накладывается по восемь порций коронавируса, а тем, кто живёт в передовых странах - ещё и по три порции Изменения Климата.

Я представляю себе, каково жителям стран, в большинстве своём привившимся и соблюдающим предосторожности, продолжать ежедневно читать и слушать настойчивую рубрику, в которой ей уже примерно пятисотый день подряд повторяют тезис об их, привитых и соблюдающих, беспомощности - перед предстоящими штаммами каппа, лямбда и мю.

Но это так, к слову.

Что касается Изменения Климата - то я и так крайне часто (и, кажется, небеспочвенно) пишу о нём, поэтому выскажу только одно замечание: трудно не удивиться категорической недальновидности западных правых. Вместо того, чтобы бросить все свои наличные силы на борьбу с зелёным проектом, по-настоящему грозящим переформатировать их жизнь, - они борются с масками, уже её несколько испортившими.

Они, кажется, в упор не понимают, что Изменение Климата есть куда более глобальный проект. Более того - фактически это единственный современный глобальный проект: иных более попросту не существует.

Чтобы убедиться в том, что то, что мы считали глобальным проектом прежде, ушло безвозвратно - представим себе ситуацию, в которой в телевизор обычного, без особых политических идей американца 2002 года открылась новостная трансляция из 2021-го.

Скорее всего, минуте на десятой он решил бы, что происходящее - хороший, годный розыгрыш, нечто вроде попытки повторить успех «Войны миров» Орсона Уэллса по радио. Бугага, кричал бы американец 2002-го, глядя новости 2021-го. Офигенная сатира на демократов. Прикинь, Джо, по сюжету тот косноязычный сенатор из Делавэра, как его, всё-таки стал президентом, а в вице- взял себе женщину, полунегритянку-полуиндуску, и теперь всюду сносят памятники генералам южан. Вашингтон меланхолично наблюдает за тем, как талибы, которых мы победили в прошлом году, обратно занимают Афганистан. У нас всюду легализована трава, голубым разрешили всё, но они стали ещё недовольней, негры громят города покруче, чем в 92-м после Родни Кинга, Китай теперь нам типа угрожает, Россия агрессивно нападает на всех соседей, а мы почему-то не показываем ей, кто босс в качалке. Мир разлетается в разные стороны, а демократов волнует только то, как бы перейти с нефти, угля и газа на солнечные панели и ветряки, они теперь строят какую-то всемирную утопию хиппи.

...Так вот, ув. друзья. Следует отметить, что, хотя «утопия хиппи» на деле будет, вероятно, цифровым лагерем принудительного вегетарианства (и нет, никто не станет здоровее и счастливей: злые люди пишут, что, несмотря на многочисленные публикации о том, что веганы в прекрасной психической форме по сравнению с мясоедами - исследования показывают, что они вообще-то вдвое чаще мясоедов обращаются за рецептами на лекарства от нервных заболеваний и втрое чаще выходят в окно. Любопытный момент: сенсацией эти исследования не стали, потому что о них мало кто узнал) - так вот, хоть это будет откровенная антиутопия с широчайшей практикой цензуры и промывкой мозгов, её крайне мало боятся.

Потому что ею не пугают.

И тут стоит сопоставить богатейшее предложение ужасов XX века с нынешним нищебродским пайком.

XX век, щекастый и усатый, стоит за ломящимся прилавком под огромным кренделем и громко выкрикивает:

- А вот кому ядерную войну! Ядерную зиму кому? Кому мир, заваленный пластиковыми бутылками по самые уши? Кому перенаселение до людоедства? Кому вымирание из-за этих новых лекарств? Кому возрождение фашизма и уничтожение Африки с Азией? Кому ужасный красный коммунизм с расстрелами за чтение Шекспира? А кому капиталистические антиутопии с крошечным процветающим меньшинством олигархов с носовыми фильтрами - и загибающимся от рака под озоновыми дырами, дышащими бензином и отходами большинством? Кому пришествие Антихриста, сына погибели? Знаете ли вы, что рок-музыка погубит ваши души и затянет их в ад? Вся эта рок-н-ролльная культура уничтожит ваши семьи, ваши традиции, сделает вас толерантными к извращениям и, в конечном итоге, убедит вас в том, что сатана - это что-то вроде котёнка, с которым можно играть! Кому тотальной слежки правительства за каждым из нас? Прикиньте, они будут прослушивать все ваши телефоны и отслеживать все ваши деньги!

...и так далее.

А напротив стоит бледный с прозеленью, какой-то отекший век XXI с мешками под глазами и однообразно вякает:

- Пандемия. Потепление. Пандемия. Потепление. Пандемия. Потепление.

...Рискну предположить, ув. друзья, что богатство культуры эпохи определяется в том числе и богатством ужасов, испытываемых её жителями.

Человек былого умудрялся бояться и за своё имущество, и за свою приватность, и за своё достоинство, и за своё тело, и за свою жизнь, и за свою бессмертную душу, и за будущее своих детей, и за души своих внуков, и за имущество правнуков, и за свободу и здоровье далёких потомков.

Массовый современник, похоже, уже не умеет даже бояться ада и гибели души. Его отучили. Казалось бы - подумаешь. Но если мы вспомним, какое место занимает ад и гибель души в человеческой культуре (изымите из неё Данте, Гёте, Гофмана, Гоголя, да хоть бы и Булгакова - и даже без умения ужасаться вместе с этими пятью людьми зазияет на человечестве огромная дыра) - то мы поймём, что у нас, кажется, отняли что-то важное.

А если вспомним, как в преисподнюю спускались Инанна, Гильгамеш, Персефона, Орфей и все-все-все - то поймём, что у человечества таки небезуспешно пытаются навсегда открутить явно вечную, архетипическую деталь.

...Согласитесь, на этом месте мимолётно подумаешь: а приятно было бы иногда проводить каникулы в мире, где школьниц пугают коллективом Black Sabbath, расшифровывают для непонятливых аббревиатуру KISS как Knights In Satan's Service и боятся пуще всех ядов самого страшного яда - холестерина.

Хорошая новость, кстати (хотя это как посмотреть) состоит в том, что бояться гибели души можно и в наше время.

Просто сегодня этот ужас - как и опасение за свободу своих внуков - стал товаром очень сильно не для всех, выпускаемым ограниченным тиражом и реализуемым только среди ценителей.

Огромная же часть современников живёт, даже не представляя, как их ограбили. И, разумеется, будучи совершенно беззащитной перед тем, страха чего её лишили.

https://sponsr.ru/marahovsky/5972/XXI_vek_kradet_u_sovremennika_ego_strashnoe_bogatstvo

Суббота, ув. друзья, у нас рубрика "Собеседники Вечности", и в студии ув. Собеседник Вечности Николай Кольчинский с прекрасным - и волнующим очень многих - вопросом:

«Виктор, добрый день.

Скажите, а почему российский креативный класс, он же интеллигенция или интеллектуальная элита, как минимум на протяжении последних 200 лет является носителем протестных, антигосударственных взглядов? В 19 веке они поддерживали декабристов и народовольцев. В начале 20го века революционеры, которые в итоге снесли государство, пользовались безоговорочной поддержкой почти всей верхушки общества и интеллигенции. Затем был небольшой период когда в открытую высказывать антигосударственные взгляды было опасно для жизни. Но потом, начиная уже с 50-х начинаются диссидентские настроения, которые в итоге приводят ко второму за двадцатый век демонтажу российского государства. Какие сейчас настроения относительно государства у российского креативного класса не мне вам рассказывать.

Есть ли другие страны мира где интеллигенция так долго и так яростно поддерживала антигосударственные взгляды, независимо от фамилии конкретного правителя, типа общественной формации и эпохи?»

...В низкопоклонстве перед заграницей и отрицании родной полноценности нет ничего специфически русского.

У немецкого сказочника Гауфа мы можем увидеть издёвки над англоманией его соотечественников, у английского эссеиста Честертона - над германофилией его сограждан. Француз Лебон сам страдает комплексом цивилиизационной неполноценности перед англичанами в тяжелейшей форме, Марк Твен - посмеивается над американским робким низкопоклонством перед европейцами.

Россия, однако, является единственной державой, в которой данный комплекс действительно институирован и почти постоянен у определённых сословий - то есть он чаще присутствует на страницах истории, чем исчезает.

На этот счёт у меня есть только довольно самонадеянная версия, итак.

Россия сформировалась как цивилизация-фронтир. В том смысле, что в ней основная функция государства - самозащита (в том числе через вынужденную экспансию) - столетиями оставалась не просто главной, но почти всеобъемлющей. Причём на карте неизменно стоял не вопрос денег, но вопрос жизни и смерти.

Русская цивилизация, зажатая в суровых природных условиях между многочисленными народами Европы и Великой Степи, в одинаковой степени видевших в ней добычу - не могла породить то множество автономных торговых городов, зарабатывающих на смелых колониальных аферах, которые стали центрами производства культуры в Европе.

Россия могла быть и была только суперцентрализованной - и, значит, сама гуманитарная культура формировалась в ней административным образом. То есть деньги проходили сперва сквозь госказну, а уже потом доставались творцам (которые принадлежали в подавляющем большинстве к служилому сословию: достаточно сказать, что из великих наших поэтов первой половины XIX века - назовём Жуковского, Державина, Пушкина, Грибоедова, Крылова, Лермонтова, Давыдова, Баратынского, Кукольника - военную или казённую службу несли все).

Более того: сама гуманитарка была разделена на собственно хардкорную (ею занималось духовенство, и, строго говоря, русское богословие и было русской философией) и лайтовую, которая как раз была отдана креаклам.

Так вот - эти последние, собственно, и сформировали лицо того, что мы полагаем российской творческой интеллигенцией: по сути речь идёт о весьма небольшой по численности и узкой по назначению прослойке, рождённой в качестве класса-переводчика, класса-ученика и класса-подражателя.

Этот небольшой класс занимался изначально ретрансляцией лучших (ну, или почитавшихся лучшими) произведений и идей, выданных куда более многочисленным, сформированным городами-купцами и городами-колонистами, классом европейского креаклиата. Русский креакл снимал сливки с европейского молока, а сливок было много. В известном смысле наши первые классики - это коллективные Гоблин, Володарский и Гаврилов. Жуковский шпарил немецкую романтику (занятно, что осталась прекрасная и злобная статья против засилья этой неметчины в родной культуре, написанная человеком по имени Вильгельм Карлович фон Кюхельбекер). Крылов на значительный процент состоял из галлицизированного Эзопа, пропущенного через коллективных Лафонтенов. Пушкина и Гоголя только их неподдельная гениальность вывела из тени английских и немецких образцов.

Собственно массовой и зависимой более от публики, чем от начальства, гуманитарная интеллигенция в России начала становиться лишь во второй половине XIX столетия, ближе к его концу - но она всё равно в значительном своём большинстве оставалась коллективным ретранслятором. Ибо по-прежнему уступала количественно производителям англо-, франко- и германоязычного контента и имела расслабляюще огромные возможности переводить (пересказывать и пересочинять) чужие сливки. У неё был волшебный чит - она знала европейские языки. И она этим пользовалась, подсев на переводы и пересказы как на кокаин.

Поэтому, кстати, европейская осведомлённость о русской культуре оказалась так ограниченна: Европа всосала лишь оригинальные русские сливки (Гоголь, Чехов, Достоевский, Толстой), годные к переводу в обратную сторону. Как мы видим, список довольно невелик. Перечисленные гении - получили мировую славу именно потому, что занимались не ретрансляцией, не переводом и не подражательством для русской действительности, а тем же, чем Шекспир или Ницше на своём месте: самой русской действительностью.

То, что мы называем сейчас отечественной интеллигенцией, было и остаётся в большинстве своём классом, обречённым на вторичность по своей профессиональной функции - и, значит, на второстепенность, неуважение к себе и неуважение к своему народу. И, разумеется, на лютую неприязнь к своему работодателю-конкуренту: Государству.

Класс этот был создан для того, чтобы представлять европейство перед глазами русских, играть европейца в стране, где, с одной стороны, «горчичники были из Франции, а косы из Австрии» (Розанов), а с другой - куда не могло быть завезено Европы физической: итальянский климат и французские виноградники, немецкие вольные города и английские буковые леса не подлежали вывозу.

(Буковые леса - это, кстати, отдельно смешно: есть так называемый «буковый аргумент», доказывающий, что славяне изначально сформировались в местах, где не рос бук, поскольку во всех славянских языках слово это заимствовано из прагерманского. Бук, воспринимаемый европейцем примерно как у нас берёзка - для нас был всегда чужд и экзотичен).

Ну так вот: российский творческий интеллигент привык определять себя в качестве своеобразного аптекаря, торгующего Европой посреди Неевропы - но делающего это одновременно милостью военного Государства и вопреки ему.

Фраза «поэт в России больше чем поэт» выражает именно эту истину: поэт в России ещё и должность. Особый вид наёмного госслужащего, чья функция - пересказывать западную культуру и страдать от своей вторичности и казённой зависимости.

Поэтому российский креаклиат всегда так густо фонил собственной чуждостью; поэтому в 99% случаев предпочитал даже малый успех на Западе всенародному признанию дома; поэтому не принимал за своего и не брал в свои, насколько мог, тех русских образованных и одарённых людей, что не отвечали его маркерам.

Он попросту не опознаёт в качестве интеллигента тех, кому в России норм.

Попробуй мы спросить у современного держателя креаклиного бренда, из кого состоит русская творческая интеллигенция XX века - мы увидим странное: из неё тут же выпадут, забудутся русские, не имевшие этого самого чувства чуждости в нужной концентрации. Пастернак войдёт - Шолохов забудется; Стругацкие войдут - Ефремов забудется; Солженицын будет упомянут с гримаской неудовольствия, как неудобное и вынужденное исключение (принятый в Запад и использованный им, он тем не менее капризничал и против него). Булгаков для креаклов - «Мастер и Маргарита», но не «Дни Турбиных». Даже Бродский, уж на что, казалось бы, образцовый европеец - торчит в его восприятии с дыркой на том месте, где был весёлый и, как выяснилось позднее, мудрый стих «На независимость Украины».

Европейцам в уме русского креакла дозволено практически всё уже потому, что они не русские, то есть принадлежат оригинальному, настоящему миру - а не выморочному гибридному миру русской реальности, созданному из европейских утёсов, воображённых поверх русских равнин. Шпенглер наворотил в своём мировоззрении достаточно людоедства и фантастики, не имеющих никакого отношения к действительности - но цитировать Шпенглера русскому креаклиату не западло, он заслужил по праву европейского рождения. Сравним со Львом Гумилёвым, который в креаклиных глазах «ну нееее, там слишком много антинаучного».

Можно было бы по-простому сказать, что в XX веке дело в еврействе - но чорта с два: у нас до сих пор есть культ поэта Кормильцева, болезненно ненавидевшего свою русскость, и нет культа поэта Энтина (он, кстати, жив ещё), написавшего вообще все наши детские песни, но не имеющего специального надрыва чуждости, а ушедшей в глубокий патриотизм Юнны Мориц, большого поэта, для креаклиата, раздающего культовость, вообще как бы не существует.

Так что дело - просто в маркерах чуждости и антигосударственности: нам кажется, что всё творческое сословие России антигосударственно, только потому, что творческое сословие традиционно определяет себя через антигосударственность и не берёт в себя тех, кто её не имеет.

Хорошая новость состоит в том, что значение российского креакла падает. Благодаря XXI столетию он всё более заменим и всё менее значим. Он цепляется за свои погоны, за право включать в википедию, за мхаты и гоголь-центры, за экспертные советы при каналах и фондах кино, за редакции эксмо - но ничего не может поделать не то что с русской фантастикой, но даже и с Little Big. Он может сколько угодно награждать себя, обзывать себя великим и рассказывать себе о том, как гениален фильм Звягинцева и роман очередной дуры о невыносимости русской жизни - но ничего не может поделать с тем фактом, что русская настоящая общественность на него плевать хотела ровно в той степени, в какой он плюёт на неё.

Ув. русская общественность, мыслящая и, в отличие от вторичной элиты, самодостаточная, сегодня имеет выбор - и пользуется им.

И это, ув. друзья, тот случай, когда я могу постучать по столу некоторым личным опытом.

Меня - не существует ни в каких списках отечественной вторичной элиты, созданных ею самой. Но моя ув. аудитория в десятки раз обширней её, а зарабатываю я трудом непосредственно на ув. читателя - и в разы больше, чем профессиональный цвет нации в среднем выплакивает у ненавидимого им Государства. И я не один такой.

...Разумеется, всё ещё есть проблема тусовочности: огромный процент талантливых отечественных творцов, имеющих даже настоящий успех у общества, давит из себя антигосударственность - просто потому, что это для тусовки есть целование перстня, критерий принятия в свои.

Но, во-первых, общественность пожимает плечами и жёстко фильтрует творчество кряклов, принимая то, что в жилу и отбрасывая т.н. политоту. Если же творец совсем уходит в антироссийскость - то он закатывается за горизонт, как какой-нибудь Акунин (кто-нибудь вообще помнит, что двадцать лет назад он был супермегазвездой? Кто читал последний роман про Фандорина? А он вышел в 2018 году, просто всем плевать).

А во-вторых - ув. общественность хоть и любит поругать родное Государство, но в действительности куда лояльней и гармоничней ему, чем может показаться. Кряклу может периодически казаться, что российский народ разделяет его накал антигосударственности - а на деле чуть что выясняется, что изначальное, базовое самоуважение русского гражданина (в отличие от русского крякла) - не противоположно государству, а синоптично ему. Крякл не может испытывать момент большого пениса от триумфов ненавистного Государства - а нормальный человек может и испытывает, и тем бесит крякла хуже пытки.

В этом смысле показателен случай упомянутого уже Розанова, решившего после революции, что все всё предали, продали, обвинившего в окончательном предательстве действительности вообще всё русское - включая народ, духовенство, армию и даже христианство - и пророчески заявившего: «после Петрограда он [Вильгельм] двинется на Москву, на Волгу и завоюет именно Великороссию, как центр "Всея Руси", после чего захватит и Малороссию с Новороссией. Мы вообще стоим перед фактом завоевания России, покорения России, — к чему препятствий ведь нет. Германский волк зол и толст. И нашей бедной России, стоящей перед ним таким пушистым ягненком, он не пощадит. А ягненок совершенно беззащитен».

То-то он удивился бы, доживи до проверки своего пророчества практикой.

Так что, думается, время антигосударственной и протестной интеллигенции в целом подходит к концу. Если нам повезёт и в тени родных боеголовок разовьётся у нас свободный национальный рынок мыслей, идей и гуманитарной культуры - то антигосударственная традиция постепенно побледнеет, обратится в тень и отомрёт.

Лет пятидесяти, думаю, для окончательного решения интеллигентского вопроса в России хватит.

https://sponsr.ru/marahovsky/5980/Okonchatelnoe_reshenie_intelligentskogo_voprosa