Уголок грядущего апокалипсиса

Сегодня для нас нет ничего актуальней искусств.

 

Сегодняшний медийный поток, ув. друзья, примерно на треть состоит из бесстыдных и напористых продаж неизбежности, которая с высочайшей вероятностью не сбудется.

Поэтому представляется не только приятным, но и просто полезным для душевного равновесия об этом периодически вспоминать.

Масштаб индустрии продаж несбыточного поистине глобален. Профессиональные суперзвёзды-обещаторы, вроде штатного обещатора Google Р. Курцвейла и визионера современности И. Маска, составляют только локомотив целого расписного состава воодушевляющих обещаний и сжимающих сердца угроз, катающегося по кругу в луна-парке человечества.

Угрозы - это на самом деле основная часть состава. Они не более точны, чем обещания, но при этом куда более влиятельны (мы, собственно говоря, находимся в разгаре одного из примеров). У меня в архиве есть небольшой и неполный, созданный скорее для троллинга склад хоррор-прогнозистики за 50 лет (к сожалению, только климатической). Из него можно узнать, например, что:

- озоновая дыра убьёт жизнь на планете в начале 2000-х (те ув. друзья, что помнят газетные статьи и телепередачи 1980-х - легко вспомнят и ужас: мёртвые леса, палые птицы на каждом углу, люди в белых полускафандрах, ибо выйти под солнце в 2005-м это верный рак);

- Мальдивы к 2018 году скроются под водой, а нью-йоркский Вест-Сайд затопит к 2019-му;

- Голод начнётся через 10 лет, если уже сегодня, в нашем 2002-м, мы не откажемся от мяса;

- Льды в Арктике исчезнут к 2018-му;

- Или даже к 2013-му, заявляет Эл Гор (а он не кто-нибудь, а бывший вице-президент США и лауреат “Оскара” 2006 года за лучший документальный фильм);

- и всё в этом духе.

Впрочем, у сотрудников обещаторной индустрии есть, как известно, два великих способа переживать несбычу угроз.

Способ первый:

- Да, мы говорили, что наступит мрачный тюлень, а наступил весёлый жираф. Но на самом деле мы были правы - просто тюлень наступил в форме жирафа.

Способ второй (отработанный ещё апокалиптическими сектами типа свидетелей Иеговы много лет назад):

- Чем больше мы знаем, тем лучше прогнозируем. Мы обещали наступление тюленя тридцать лет назад к позавчера, всё верно. Но с тех пор наши методы сбора и обработки данных улучшились, у нас есть теперь ИИ, новые модели и даже NFT (почему бы и нет), и мы можем с уверенностью заявить: не мрачный тюлень, а целый роковой морж - и он уже наступает.

 

Тем интересней рассматривать прогнозы, которые (вот это по-настоящему удивительно) хотя бы отчасти сбылись.

К таковым безусловно относится «Дивный новый мир» Хаксли, наряду с некоторыми не оправдавшимися наивными признаками тоталитаризма («Шекспир запрещён») верно угадавший тренд на тотальную гедонизацию цивилизации, которая - будучи усилена техническим прогрессом - нанесла тяжкие раны человеческой способности к взаимопониманию и способности к индивидуальной судьбе.

Некоторые издевательскин сатиры Хаксли по сей день читаются на изумление свежо: «Господь наш Форд — или Фрейд, как он именовал себя, трактуя о психологических проблемах, — первый раскрыл гибельные опасности семейной жизни. Мир кишел отцами — а значит, страданиями; кишел матерями — а значит, извращениями всех сортов, от садизма до целомудрия; кишел братьями, сестрами, дядьями, тетками — кишел помешательствами и самоубийствами».

Ещё одно - тоже издевательское - полупророчество справляет сейчас свой пятнадцатилетний юбилей.

1 сентября 2006 года на экраны вышел (вернее, тихо выполз, так и не дойдя до широкого релиза, лишённый продвижения, показов для критиков, роликов и рекламы) кинофильм «Идиократия».

Он ошибся в самом заметном, предсказав, что умные айтишники вымрут, а глупые работяги размножатся. Это не сбылось: охранники супермаркетов и работницы закусочных бросили размножаться едва ли не с большим энтузиазмом. Зато картина верно угадала каскадную деградацию масс-культуры (один из самых мощных образов - оскаровский лауреат за лучший сценарий 2505 года, фильм Ass. На экране полтора часа показывают пару ягодиц и раздаются соответствующие звуки, публика в экстазе).

 

Что тут стоит отметить:

деградация масс-культуры не есть феномен субъективного восприятия уровня «Ротару моей молодости была лучше Крем-Соды вашей молодости».

Речь идёт вообще не столько о деградации масскульта (хотя, как верно замечено не раз, при виде списка голливудских фильмов 1987 года дожившему до наших дней зрителю тех лет может взгрустнуться: Неприкасаемые, Смертельное оружие, Грязные танцы, Хищник, Робокоп, Цельнометаллическая оболочка, Уолл-стрит, Принцесса-невеста, Человек за бортом, Сердце ангела), сколько об утрате позиций тем, что принято считать «высокой культурой».

 

Известный колумнист Адам Кирш в свежем номере нью-йоркского литжурнала New Criterion выкатил большую статью под названием «Культура как контркультура».

Она интересна дважды: в первый раз - своим содержанием, а во второй - тем, почему она написана.

Колумнист пишет: ещё в середине XX века, когда поп уже победил классику в роли лингва франка культуры, а на выпускных играли не Баха с Брамсом и Бетховеном, а буги, баррелхаус и блюз - публика ещё помнила, что над ней нависают великие тени и великие "Три Б" (а также "великие А", скажем, Аристотель, Анаксагор, Августин. Или "великие Д" - Дефо, Данте, Достоевский. И другие великие буквы). И классике все ещё делали книксены, хотя бы и символические - от авторов мюзиклов до Чака Берри.

Сегодня с этим покончено. Мы, конечно, можем услышать «Князя Игоря» в рамках смелого музыкального эксперимента 1997 года или со смешанными чувствами узнать «Песню Сольвейг» в героическом митоле или не взлетевшем сингле гёрлз-бэнда, но и для творцов, и для публики это просто годный поп-мотив, изъятый откуда-то из древности (ну и чё).

Мы можем также увидеть экранизацию Толстого - но она будет просто костюмной драмой послабее «Великолепного века» и в подмётки не годящейся «Игре Престолов» (и, соответственно, имеющей меньший внутренний авторитет).

Так вот. Примерно лет 150-200 назад не только благородным и прогрессивным, но и совершенно верным считалось убеждение, что прекрасное общество будущего (не только сытое, но и просвещённое) станет таковым ещё и под влиянием доступности высокой культуры.

Автор приводит тезис викторианского культуролога Мэью Арнолда, «имевшего гигантское влияние на интеллигенцию в Америке»: людям должно дать доступ к лучшему, что когда-либо было подумано или сказано в мире - и граница между элитой и трудовым большинством сотрётся, ибо все станут причастны.

В XX столетии, когда уже очевидно было, что что-то с выдачей культуры в массы пошло не так - левые интеллектуалы упорно держались за тезис «дайте людям настоящий доступ к высокой культуре, и они её возьмут». «Я критикую масскульт именно потому, что верю в способности обычных людей», - писал в 1960-м один марксистский культурный критик. Другой левый мыслитель в 1963-м настаивал на том, что потребители массовой культуры на самом деле презирают ее и возмущаются: «Они заставляют себя зажмуриваться и выражать одобрение в своеобразном приступе ненависти к себе - за то, что им навязывают. но они полностью знают, зачем им навязывают масскульт».

Что ж, такой взгляд необходим любому интеллигенту, желающему усидеть одновременно на стульях культурности и демократии, констатирует автор. То же марксизм, строго говоря, делает и в политической сфере: «Если рабочий класс должен быть революционным, почему он цепляется за свои реакционные привязанности к нации и религии? Потому что обманут идеологией правящих классов. Почему публика предпочитает масскульт высокой культуре? Потому что это жертва идеологической обработки со стороны культурной индустрии».

Ну так вот, мы живём в 2021 году. Граница между элитой и большинством наконец действительно стёрлась.

Теперь на высокую культуру наплевать всем поровну.

Доступ к «лучшему, что когда-либо было подумано и сказано», открыт. На Spotify можно скачать свежий сингл 2021 года Driver’s License Оливии Родриго (я тоже узнал о ней впервые, ув. друзья - В.М.), а можно лучшую запись Пятой Симфонии Бетховена - Берлинской филармонии под управлением фон Караяна.

Счёт на табло: 800 миллионов скачиваний у девушки Оливии, 1,5 млн скачиваний у старика Людвига вана. Кстати, вторую часть Пятой симфонии скачали уже лишь полмиллиона раз - «что само по себе говорит о многом».

Далее автор (он сам ещё и видный американский поэт, помимо прочего - просто 99,5% американцев на поэзию плевать) печально сообщает, что мы, любители по-настоящему высокой культуры - лишь полпроцента населения, то есть всего 1,6 млн человек на все огромные США. И мы тусим все в заповедниках для культуртрегеров (академиях и журнальчиках при них), и культура несёт в себе больше риска, чем награды: «предпочитать старинные и трудные вещи значит десоциализироваться, отделяться от общества. В лучшем случае это причуда, в худшем - демонический сигнал о вашей антиобщественной сущности: злодеи в американских фильмах любят классическую музыку, бомбя вьетнамские деревни под Полёт валькирий и поедая людей под Гольдберг-вариации Баха».

А затем наступают выводы: высокая культура сама по себе бесполезна. «Она является не средством, а самоцелью, она антиобщественна, поощряющая тревогу и замкнутость».

Поэтому - для нас, для тех, кто заразился высокой культурой, Бахом и Достоевским, - остаётся только одна утешительная привилегия: наслаждаться своей стильной дерзостью и думать о том, что всякая страна славна своей оппозицией, вот и мир XXI века тоже, видимо будет славен нами.

Как-то так.

 

...Что тут стоит отметить, ув. друзья.

Надо, конечно, похвалить автора за прекрасную обвинительную речь - но и задуматься над тем, почему она закончилась самооправдательным приговором.

У меня есть версия.

Данный американский колумнист-поэт - похож на отечественную творческую интеллигенцию как потерянный близнец. Рискну предположить, что причина та же: он, как и она, сидит на бюджетах.

В случае американского поэта это, конечно, в основном частные фонды - но я уже как-то писал, что американские меценатские бюджеты настолько жирнее российских казённых, что даже наплодили себе целую армию культурных комиссаров.

То есть он тоже (я сбегал погуглить) пытался в массовый успех - и написал, в частности, поэму об 11 сентября и поэму на вторжение в Ирак. Но публике не зашло.

И он, совсем как отечественные блюстители Высокой Культуры, отступил и окопался в своём стильном оппозиционном вызове за меценатский счёт (найдите пять, три или одно отличие от российского медиакласса, как раз сейчас особенно звучно стенающего по поводу отлучения от госбюджетов и рекламы госструктур).

 

...В действительности, как я уже как-то писал (в несколько шуточной форме, но от того не менее всерьёз), «истина должна самоокупаться». Или, как выразился по этому поводу прямее ув. Кримсон - «высокая культура должна давать преимущества, а иначе зачем она нужна».

Высокая культура - обязана иметь прямую связь с повседневностью, ибо повседневность только одна и создаёт высокую культуру. Мариинский театр вырос на миллиардах трудочасов, поэзия Киплинга - на веках завоеваний, грабежей и строек, дворец МГУ - на золоте, добывавшемся героями «Территории» в условиях жести, а текст, который ув. вы читаете - на трудах ув. друзей и на 25-летнем труде автора (смею надеяться, добросовестном).

И культура обязана быть нужной. Она обязана иметь смысл не только для своих производителей и хранителей, но и для тех, кому она адресована.

Если она звучит бессмыслицей - то виноваты посланцы, обессмыслившие её постоянными попытками превратить её в зеркальце, в котором красуются только они в блистательном одиночестве.

 

И конечно же - высокая культура даёт очень и очень много преимуществ.

Во-первых, она есть долгоиграющий лингва франка, язык понятий. Сейчас есть, конечно, уже и пожилые теоретики панка, сидящие на бюджетах и пытающиеся показывать артритный фак за казённое содержание - но я бы в соревновании Бетховена и Оливии Родриго (или Джонни Роттена) поставил всё равно на Бетховена. А в состязании Достоевского и Дэна Брауна (кто-нибудь ещё помнит такого?) всё равно побеждает Достоевский.

Во-вторых, это высокая культура даёт нам слова для описания нам нашей же жизни - и поэтому тот, кто мыслит Гоголем и Шекспиром, всегда тратит меньше сил и бесценного времени на фигню, ибо куда быстрее опознаёт в происходящем с ним вечные истории.

Владеть ею сегодня, в наши диковатые времена - ничуть не меньшая фора, чем владеть правилами гигиены во время чумы (просто бациллы современности пока хуже опознаваемы).

И если значительная часть современников вдруг перестанет мыться и начнёт недоумевать, какая связь между мором и утомительными процедурами, которым подвергали себя зачем-то предки -

- преимущество это не только не исчезнет, но ещё и вырастет.

 

https://sponsr.ru/marahovsky/6229/Bah_i_Dostoevskii_udelyvaut_mrachnogo_tulenya

-- Сегодня у нас с вами очень интересная и неизменно перспективная в последнее время тема.  

Для новой лекции профессор Паганус предстал перед аудиторией в белых с золотом одеждах зависнув над полом в позе лотоса.  

-- Вот скажите мне, мои дорогие ученики - как можно предоставить человеку максимум возможностей уворачиваться от самого себя, от его Создателя (будь он проклят), от его любви, от судьбы и биографии? От исполнения человеком самого себя? Как выдать человеку индульгенцию на погубление самого себя да так чтобы он губил себя старательно, с прилежанием отличника? Ну, как? Есть мысли?  

Паганус не опускаясь на пол медленно подплыл к очевидно нервничающему бесу с рогатой свиной головой.  

-- Что-то вы потеете, Гидноюк. То есть вы всегда потеете, но сегодня прямо что-то особенное. Покрышки жгли и перегрелись? Или опять на меня кляузу в Службу Безопасности Ада накарябвали своими копытами? - профессор упер руки в бока и сверху вниз пристально уставился на студента, -- и как вы только умудряетесь их писать в таком количестве с вашими конечностями и головой. Кстати о голове. Цитирую: “Ведет на занятиях религиозную и москальскую пропаганду”. Это кто же у нас москаль? Апостол Павел? Гиднюк! Я вас в последний раз прошу: остановитесь! -- на этом месте лицо Пагануса на одно мгновение стало походить на лицо свергнутого президента одной постсоветской страны, -- Ведь если все ваши доносы сложить вместе - это и будет самая настоящая москальская пропаганда. Ваши подопечные жизни не жалеют, чтобы доказать что все действующие библейские персонажи - украинцы, а вы апостола Павла в москали записали одним махом. Нехорошо.  

Профессор несильно похлопал по голове студента учебником “Прикладное погубление”.  

-- Наказанием для вас станет самая жуткая для вас процедура.  

Рогатый свинобес втянул голову в плечи так, что наружу из воротника вышиванки остался торчать только один глаз и одно ухо на тонких стебельках. 

-- Я заставлю вас думать, Гиднюк. Итак, какой процесс может быть одновременно поугблением человеком самого себя и при этом казаться ему правильным и нужным и даже спасительным?  

В аудитории повисло тягостное молчание, которое прерывалось тихими и как ему самому казалось бесшумными всхрюками беса, который ждал когда его оставят в покое.  

-- Ку-ку! -- Паганус крикнул Гиднюку в ухо, но поняв, что ситуация безнадежна, завязал ухо и глаз беса бантиком и печально отлевитировал обратно к кафедре.  

-- Каждый год все хуже и хуже… ЕГЭ что ли попробовать ввести? -- задумчиво промолвил профессор почесывая бороду, -- Ну, да ладно. Рвач! Простак! Красуля! Красуля, дорогая, вы меня в прошлые разы радовали. Не попытаетесь? Это ведь очень рядом с вашей.. кхм… специальностью.  

Бесовка Красуля - кукла барби в человеческий рост, но покрытая рыжей тонкой шерстью поднялась над партой.  

-- Блуд, разумеется. 

-- Красуля, дорогая, не разочаровывайте меня. 

-- Я имею в виду не просто невоздержанность в телесных контактах и потакание похоти, профессор. Я имею в виду восприятие блуда как некоего долга перед собой, как квеста.  

-- Так, дорогая, уточните пожалуйста, что вы имеете в виду в данном конкретном случае под словом “блуд”, а то, глядя на вас, как-то невольно все очень конкретизируешь…  

-- Я имею в виду блуд в широком, а не узком значении слова. То есть уклонение от истины. Побег от Него, от Истины, от Жизни, Любви. Побег маскируемый нами для подопечного под поиски. Поиски дела жизни, поиски духовности, поиски любви и так далее.  

-- Браво!!! -- профессор захлопал в ладоши, -- Браво!! Вы только посмотрите на нашу девочку, -- он смахнул набежавшую слезу и та с шипением растворила часть кафедры, -- Она растет просто на глазах. Все верно! Нам нужно “всего лишь” сделать поиск вечным. Таким образом мы избежим самого страшного для себя - образования у подопечного настоящих подлинных глубинных связей с подобными себе, с Врагом, с убеждениями и важными понятиями. Связи будут возникать и исчезать не превращаясь в инструмент формирования его личности, не позволяя ему начать использовать эти связи как инструмент изменения себя и понимания себя и своей природы. Такие мимолетные связи не будут требовать от него ответственности за них, борьбы за них, защиты их и самооценки - достоин ли он этих связей. 

Фактически подопечный должен избегать любых связей. Связи с работой, с идеями, с женщиной, с Родиной, с верой. Но воспринимать это он должен не как паническое бегство от самого себя, а как неустанный духовный поиск, который сам по себе является подвигом. Он должен требовать от себя отсутствия сомнений в чем либо. Ведь если у него есть сомнения в том, чтобы связать себя хоть с чем-то, то эта связь не будет искренней. От всех остальных он должен требовать принимать его таким каков он есть - ведь именно это, как ему будет казаться, и есть залог искренней связи. Понимания, что поверхностный мотылек летящий с человека на человека, с работы на работу, с убеждения на убеждение, как с цветка на цветок вызывает у людей не восторг и преклонение перед его Духовным Путешествием, а здоровое чувство опаски быть им помятым, напыленным и брошенным он будет всячески избегать, так как это поставит вполне комфортные образ жизни и мышления под угрозу быть раздавленными под обвалом свалившейся с вершин самолюбования самооценки.  

Идеальным продуктом такой работы будет являться так называемый самогуру. Человек, который будет сам себе духовным авторитетом, самоудволетворяющий свои духовные потребности автономно от конфессий, церквей и вообще других людей, придумавший себе религию, в рамках которой он не просто праведник, а возможно еще и святой-мученик, который вынужден хоть как-то защищаться от людей и мира, которые норовят измазать его белые одежды ипотекой, детьми, наемным трудом и голосованием на выборах.  

Даже партнеры для секса будут для него каким-то неизбежным злом из-за несовершенства мастурбаторов и отсутствия достаточно продвинутых роботов для секса. 

Самогуру будет как маньяк отрезать от себя все личностно формирующие связи и расчленять на кровавые куски всякого, кто попытается соблазнить его прочно прикрепиться хоть к кому-то или чему, что могло бы сделать его тяжелее на подъем для продолжения бегства от собственной полноценности.  

Венцом и апофеозом данного “квеста” должен стать дневник, в котором самогуру будет писать проповеди для самого себя и каяться самому себе за чрезмерное участие в чем-либо низменном - например посте на тему политики или в знаке внимания к женщине, которая столь духовно несовершенна, что отношения с ней, конечно могли только на время отвлечь его от поиска истинной любви. 

 

https://sponsr.ru/nosikov/6262/Lekcii_professora_Paganusa_O_samogurah

Сегодня для нас нет ничего актуальней орхидей.

 

Руководство как занятие, ув. друзья, бывает разное. Для одних это сбыча мечт: статус, зарплата и карьера, а также удовольствие от осознания, что набрал хороших невольников недорого и они дают тебе целевые показатели, которыми можно махать, в свою очередь, перед своим начальством.

Другие - собственно, прирождённые руководители - обладают счастливым умением работать и над выполнением задач, и над своей собственной карьерой, и своевременно поднимать результативных работников. На таких, собственно, держится мир, но они всегда в огромном дефиците.

Для третьих - руководителей поневоле - это тяжкое бремя: такие начальники, считая результатом собственно результат (то есть не карьерные ачивки, а то, что сделано), в какой-то момент по неопытности и слабости характера начинают работать за других. Они в итоге становятся невольниками вдвойне: своих сотрудников и своего руководства, причём невольниками довольно помыкаемыми.

Результата-то они достигают, но до обидного бескорыстного: сотрудники (поголовно в сложных жизненных обстоятельствах) - снисходительно хвалят их за заботу. Руководство - тоже почти довольно и фонтанирует всё новыми идеями. И только сам манагер низшего звена, работающий вьючным осликом, - продолжает оставаться низшим звеном, пошатывается под грузом социального капитала и мечтает о побеге.

Однажды много лет назад, с трудом избавившись от заслуженной творческой личности, бывшей к тому же в сложных жизненных обстоятельствах, я не выдержал и придумал нравоучительный афоризм (хотя вообще нравоучительные афоризмы - это довольно плохая практика). Он звучал так:

- Если вы, отправившись вскачь на лихом коне, со временем начали замечать, что скачка даётся всё тяжелей - убедитесь в том, что вы с конём не поменялись местами.

Подобная ситуация распространена на изумление широко. От неё не избавлена даже такая бессердечная сфера бытия, как живая природа.

Я читал о небольшой северной орхидее, растущей в том числе и в наших лесах, которая, вступив в симбиоз с грибом (обычное явление: грибы поставляют растениям какие-нибудь фосфаты, а взамен получают сахар от фотосинтеза), решила, что гриб - существо безмозглое и справится без сахара.

В результате гриб исправно поставляет орхидее всё, до чего дотягивается, а орхидея, отбросив за ненужностью инструменты для фотосинтеза, просто паразитирует и цветёт себе.

Люди-орхидеи имеют одну великолепную по-своему суперсилу: они никогда не считают, что паразитируют.

Механизм, которым они защищаются от осознания своей сущности, незатейлив, но (а может быть, именно благодаря этой незатейливости) эффективен:

- То, чем я занимаюсь, сверхценно и сверхважно. Поэтому грибы должны работать на меня.

Упомянутое выше растение (гнездовка настоящая), будь оно человеком, считало бы, что, эксплуатируя грибы, взамен производит и дарит миру Красоту своих Цветов.

Дохлая правда жизни налицо:

Но человеческим гнездовкам норм: их самооценка защищена от критики всяких завистников, которые даже не сумели найти себе подходящих грибов-рабов. Сам факт наличия таких доноров расценивается ими как доказательство своей ценности.

Разумеется, при неудачном (для них) стечении обстоятельств вся схема может сломаться, но в силу того, что сами по себе человеческие гнездовки никому не интересны, об их жизненной катастрофе никто не узнает.

 

...К чему я это всё, ув. друзья. Представим себе какую-нибудь экосистему, в которой гнездовки стали не просто малозаметной частью пейзажа, но основным видом. Начали соревноваться в длине и толщине стебля. Вытеснили глупых конкурентов, всё ещё практикующих дурацкий фотосинтез (это так несовременно, все нормальные растения уже завели себе грибов). Подняли свои бледные, но гордые головы над кронами.

Исход будет, разумеется, печален: безжалостное светило сожжёт эту возомнившую о себе немочь, ветра сломают её вялые стволы, пчёлы не будут самонаводиться на её кислый нектар и бесполезную пыльцу.

И когда всё это поляжет и истлеет, на опустевшее пространство снова понемногу выберутся обычные пионеры жизни, приходящие после катастроф: иван-чай, берёзы и папоротники.

 

Сегодня мировая медиасфера причитает над жесточайшими мерами, принятыми Китайской Народной Республикой против своего общества и в особенности молодёжи («Это очередная атака правительства на технологические компании и на общество в целом» - Financial Review).

О чём, собственно, речь: «Синьхуа сообщило в понедельник, что Национальное управление печати и публикаций Китая ужесточает контроль над временем, которое молодые пользователи проводят в онлайн-играх.

Согласно новым требованиям, компаниям запрещено предлагать свои услуги детям за пределами небольшого временного окна: лица младше 18 лет могут получить доступ к онлайн-играм только в пятницу, субботу и воскресенье и с 20:00 до 21:00, говорится в сообщении. Несовершеннолетним также разрешается играть в одно и то же время в дни государственных праздников.

В новых правилах также говорится, что компании должны убедиться, что игроки используют свои настоящие имена для входа в систему, и должны препятствовать тому, чтобы люди, не использующие свою настоящую личность, входили в систему».

 

Фокус в том, что понятие игры вообще - старше человечества и всегда использовалось для обучения юных поколений будущей взрослости.

Когда появились видеоигры - они рассматривались некоторое время как вполне терпимый нарост на принципе игры: ничего страшного не происходит. К тому же взрослые люди с их помощью релаксируют (и это правда), а дети - занимаются чем-то тихо в своих комнатах вместо того, чтобы шляться где попало и отвлекать взрослых.

Но сегодня-то уже речь идёт об индустрии-гнездовке, которая, выучив и отлично усвоив все способы захвата внимания мелких и присосавшись к их лимбической системе - вытягивает из них, не умеющих ещё жить, время их жизни, а также биографии и будущую пользу. И делает это с миллионами и миллионами незрелых людей, и очень хвалит себя за достигнутые показатели, и выступает попутно ещё за что-нибудь хорошее, доброе и светлое (что не мешает ей эксплуатировать детей: например, вставляет в игрушки тезисы о важности толерантности и равноправия и сохранения Живой Природы).

И кричит о том, как она важна и даже полезна для пухлого детства и отрочества. И заказывает об этом исследования, и получает их.

И проводит фестивали и конкурсы имени себя, и вообще цветёт. И отправляет своих детей в крутейшие калифорнийские частные школы, в которых запрещены девайсы.

А потом приходит условный Китай и обнаруживает, что само его будущее потихоньку растаскивается гнездовками.

И наступает эквивалент экологической катастрофы для орхидейного леса.

При этом, погибая под пламенем казённых огнемётов, гнездовки видят что угодно:

- Атаку на свободу.

- Атаку на самовыражение молодёжи.

- Желание вернуть молодёжь в допотопное состояние, в котором приходилось развлекаться физкультурой и влюблённостями в реальных (фу) девочек и мальчиков.

Единственное, чего они не видят - это то, что идёт уничтожение паразитов.

 

...Я искренне надеюсь, ув. друзья, что тезис о вредоносности лимбической индустрии, о котором я пишу давно и который первым воплощается в практическое противодействие, увы, не у нас -

- всё же до нас докатится.

И - как всегда, с запозданием - очередная водка нашей жизни будет опознана и снабжена маркировкой «18+».

 

https://sponsr.ru/marahovsky/6266/Cvetyekspluatatory_oblichaut_Kitai

Сегодня для нас нет ничего актуальней наций.

 

 

В день астр и гладиолусов, ув. друзья, нас неизбежно посещают воспоминания - о громоздящихся в небе над торжественной линейкой огромных облаках, о бантах и о том, как ветер колеблет листву берёз.

 

Хотя кто-то учился в центре города, в почтенной старой школе без берёз и с очень упорядоченным квадратным небом над двором. Наверное, ему скорее вспомнятся запах паркета и стойкие классные фикусы.

 

Как бы мы ни любили свою жизнь и перемены, случившиеся в ней - нам всё же спокойно от мысли, что в мире остаются островки вечности, где всё можно застать и тридцать, и сорок лет спустя в прежнем виде. Поэтому, быть может, мы начинаем любить с годами те гражданские ритуалы, к которым относились в детстве с непониманием, а в юности с иронией либо отторжением: их постоянство убеждает нас, что у мира по-прежнему есть верх, низ и ось вращения.

 

Наша привязанность ко всему давнему и древнему принимает иногда парадоксальные формы. У лиричного американского фантаста ушедшей эпохи К. Саймака есть эпизод, в котором жители заповедника гоблинов - собственно гоблины - справляют поминки по умирающему на другом конце территории злому духу баньши. «Он был ваш друг?» - спрашивает их человек-учёный. «Нет, просто ооочень старый враг», - всхлипывая отвечают гоблины.

 

В известном смысле это описывает чувства, питаемые нами, постсоветскими людьми, к далёкой Америке: хотя её видимое ослабление нам, надо думать, скорее на пользу - мы помним, каким она была противником, пока была в форме.

 

 

Впрочем, идея окончания известной нам Америки по сей день не является общепринятой.

 

Существует версия реальности, согласно которой эта великая нация по-прежнему обладает сильнейшими механизмами внутреннего равновесия, которые рано или поздно выправят в ней любой крен - и флагман мира снова займёт своё место впереди прочих кораблей, и двинется бороздить океан будущего, а нам (и всем прочим) предстоит и далее качаться в его кильватерной струе.

- Сейчас происходит всего лишь корректировка и выравнивание, - говорят носители этой версии, - лицо американской нации меняется, она стала старше и разнообразней (через 13-15 лет в ней вообще не будет, к примеру, культурно-расового большинства). Нация становится более светской, государство - более социальным, общество - более сознательным и заботливым к своим членам. Мы видим повышенное внимание к объективным вызовам - вызову экологическому, вызову социального равенства между разными стратами общества, между мужчинами и женщинами, наконец. Американское общество вступает в эпоху зрелости - а значит, начинает думать не только о своих чемпионах, но и о своих беззащитных гражданах. У него наконец дошли руки до их нужд, обид, травм и чаяний. Да, встречаются перегибы. Но поверьте - даже его неудачи ценней, чем все ваши успехи, потому что оно учится на них и по-прежнему движется в будущее, к прогрессу.

 

 

Что ж. Когда вы имеете дело с такой супермегасущностью, как чужая страна с третью миллиарда жителей - в вашем взгляде всегда останутся неучтённые факторы.

 

Но вся штука в том, что видимые результаты выравнивания Америки (идущего уже, отмечу, с нулевых) выглядят чертовски странно.

Так, сообщает нам Bloomberg (и прикладывает картинку), в результате успешной битвы за выравнивание «разрыв между округами с самым бедным и самым богатым населением между 1990 и 2019 годами увеличился в шесть раз».

 

 

В шесть, ув. друзья.

 

Кстати, тот факт, что богатые и остальные (к которым всё более применимо слово «бедные») расползаются по разным географическим округам - а это уже тревожит аналитиков - подтверждает ту тенденцию, о которой я в прошлом году писал в несколько карикатурном виде как о «ЮАР на анаболиках»: посёлки процветающей Цивилизации, защищённые всем чем можно, а между ними раскинуто пространство, населённое юнитами нижнего уровня и охваченное соответствующей заботой.

 

Это пространство и эти юниты едва ли богатеют: как сообщает нам Business Insider со ссылкой на главную социалистку нынешнего конгресса Александрию Окасио-Кортес, средняя семья в Америке некогда (с 1943 по 1973 год) удваивала своё состояние за 23 года. Сегодняшний тренд выглядит так, что эта средняя семья удвоит своё состояние за 100 лет (спойлер: столько обычно не живут).

 

Впрочем, подсчёт «средних семей» сам по себе грозит потерять смысл - поскольку, как сообщает нам The Hill, в 2020 году количество домохозяйств, состоящих из супружеских пар, упало до 49% - и падение не думает останавливаться. 70 лет назад таковых было 80%, на них имело смысл ориентироваться - теперь уже нет.

 

 

Внимание, вопрос: что это за такое движение к равенству, в рамках которого бедные всё дальше отстают от богатых, глотая их пыль, богатые всё сильнее географически изолируются от бедных, средние люди всё безнадёжней увязают в своём социальном и имущественном статусе, а прогресс взаимного уважения и понимания дошёл до того, что семьи - естественнейшая форма человеческой кооперации - становятся меньшинством?

 

Что не так с этим передовым равенством?

 

У меня есть спорная, но смелая версия.

 

Вся штука в том, что Америка - это в некотором смысле модельное общество планеты. В истории человечества не так много столь же ярких примеров держав, которые родились и развивались бы:

- в столь подходящем климате;

- со столь малым (0) количеством могучих враждебных соседей, алчно зыркающих поверх границы;

- на относительно пустом месте и довольно крутых ресурсах;

- в период великого технического рывка всей планеты;

- и без нависшего над нацией груза веков в виде хорошо слежавшихся древних наследственных элит, государственных религиозных институтов и универсальных обычаев.

 

Иными словами - Америка (до известных пределов, конечно), согласно этой версии, есть то, чем стали бы если не все, то по меньшей мере многие земляне, будучи более или менее предоставленными сами себе.

 

Эта модель, конечно, не идеально оторвана от остального человечества - европейцам, африканцам и азиатам всё же не стирали память при высадке в новоанглийских, флоридских или калифорнийских портах. Они привозили с родных континентов свою коллективную память и своих богов. Но всё же сравниться со степенью американской исторической свободы, кажется, некому.

 

Америка во многом создала собственный мир (показательно, что он традиционно смотрит наружу, на остальных жителей глобуса, без особого интереса).

 

И в этом мини-мире с показательной - а местами даже до смешного опережающей - скоростью происходили, не сдерживаемые обычными для большого мира обстоятельствами, все процессы, свойственные формирующимся обществам.

 

 

Тут уместно вспомнить один биологический факт. Я читал, что своего рода консервантами стабильности популяций в животном мире выступают хищники: они своим неусыпным давлением способствуют тому, что популяция не слишком экспериментирует, а лишь специализируется, стараясь поудобней устроиться в своей экологической нише.

 

В течение пары последних веков развитие Америки без внешних хищников приносило урожай за урожаем - и достигло зенита уже при нашей жизни, когда задворки Вселенной стали её центром и повелевающей метрополией.

 

Однако отсутствие внешних хищников никак не препятствует появлению внутренних - и они появились, в виде своеобразной карикатуры на эволюцию вылупившись из династий набожных фабрикантов и креативной богемы.

 

Те же нависающие исторические механизмы, что в старом свете сдерживают бурное социальное экспериментирование, выступают заодно и предохранителями от слишком резких мутаций (см. множественные жалобы - не всегда необоснованные - на то, что российское общество всё не меняется и не меняется где-то на уровне своего глубинного народа и его т.н. паттернов поведения).

Америка, промчавшись в режиме год за пять сквозь историю старого света - ныне добежала до момента, когда в ней образовались, наконец, собственные внутренние нации. Со своими внутренними перегородками, границами, нарастающей враждебностью и желанием выяснить отношения.

 

В ней есть (многомиллионная!) нация Бобо - «богатой богемы». Есть нация обделённых негров, чьё отдельное самосознание ныне вполне сформировалось, и это довольно хреновое и обиженное самосознание. Есть остатки «прежней Америки» - нация белой протестантской глубинки, довольно бедной и тихо полагающей про себя, что её обворовывают «нью-йоркские евреи-марксисты». И есть древние роды, сросшиеся деньгами и политическими связями, которые стараются всё это возглавлять так, чтобы не потерять свои деньги и власть, что при всё более разнообразном и размежевывающемся в этом своём разнообразии населении есть очень непростая задача.

 

Поэтому нынешний очевидный приход новой идеологии равенства - равенства через разнообразие - это в известном смысле шаг, на который данное общество было обречено.

 

Проблема в том, что разнообразие - так себе примирительная идеология. Она даёт на выходе новости вроде «Министерство юстиции открыло вакансию высшего руководителя по разнообразию, который будет надзирать над разнообразием, равенством, инклюзивностью и равнодоступностью».

 

Всё бы ничего, но это же Министерство Юстиции - орган, в принципе призванный надзирать за законностью. Над надзирающими за законностью теперь назначен надзирающий (не то комиссар, не то кардинал) от единственно верного учения.

 

Как к этой идеологизации относятся американцы - достаточно красноречиво описывает Guardian. Не откажу себе в удовольствии процитировать:

 

«Расовый подход и критическая расовая теория продолжают доминировать в медиапространстве США, однако новый отчет исследовательского центра Pew Research Center показывает: многие американцы по-прежнему глубоко разделены по поводу прогресса страны в борьбе с расовым неравенством.

 

Pew в июле опросил 10 221 человека. Среди взрослых американцев в целом 53% считают, что повышенное внимание к истории рабства и расизма полезно для общества, 26% считают, что оно вредно, а еще 21% не имеют чёткого мнения.

 

В ходе опроса 75% взрослых негров заявили, что повышенное внимание общественности к расизму в США - это хорошо. Большинство взрослых американцев азиатского и латиноамериканского происхождения также относятся к этому положительно: так считают 64% американцев азиатского происхождения и 59% латиноамериканцев. Однако только 46% взрослых белых считают необходимым уделять больше внимания истории рабства и расизма в стране.

 

Разрыв между партиями еще больше: только 25% республиканцев и сторонников республиканцев согласны с тем, что большее внимание к этой теме - это хорошо. Между тем 78% демократов и сторонников демократов считают, что повышенное внимание полезно... При этом половина населения полагает, что нужно ещё многое сделать для достижения равенства. Менее половины этой половины - 24% - полагают, что необходимые реформы могут быть достигнуты в рамках существующей системы, а 25% опрошенных - выступают за полную перестройку законов и основных институтов».

 

Подчеркну, ув. друзья: эта идеология - правящая, взятая на вооружение нынешней элитой. И она, эта элита, опирается на ту половину населения, которая считает, что для справедливости ещё надо очень и очень много сделать, причём большая часть её сторонников полагает, что священные устои нужно вообще снести к чертям и всё переделать.

 

Нечасто бывает, что правящий класс возглавляет жаждущих перемен, а не консерваторов.

 

При этом у жизни существует не только политическое измерение, но и частное. А на частном, индивидуальном уровне любой человек, даже американский, стремится улучшить свой статус и обезопаситься.

 

Поэтому мы видим потрясающий парадокс: богатые белые демократы, выступающие за радикальные перемены в пользу бедных - сами, как частные лица, утекают из бедных округов в богатые, делая первые ещё бедней, а вторые ещё богаче. Они искренне хотят равенства - но сами используют, разумеется, все обычные для человечества приёмы, чтобы его избежать, покупая дома в престижных местах и отгораживаясь охраной и кругом общения. Плюс «в том районе школа лучше» - а значит, и родительские деньги уйдут в тот район. Плюс «в том районе лучше экология» - а значит, и вредные, чадящие чем-нибудь предприятия отправятся оттуда чадить к угнетаемому большинству, за которое так болит душа рыцарей равенства.

 

...В свете сказанного - есть основания полагать, что в довольно обозримом будущем мы будем наблюдать со своего берега мирового океана скорее не очередную трансформацию великой нации, а формирование на её месте новых наций - с весьма эмоциональными взаимоотношениями.

 

И это, ув. друзья, заставит нас, наверное, по-новому оценить наши древние города, наши неповоротливые социальные институты, наши традиционные религии и наши Дни Знаний с торжественными линейками, первыми звонками, гладиолусами и астрами.

 

https://sponsr.ru/marahovsky/6263/Ameriki_budushchego_pozdravlyaut_nas_s_Dnem_znanii

Сегодня для нас нет ничего актуальней сложности.

 

 

У популярной психологии, ув. друзья, есть качество, которое является одновременно её проклятием и благословением.

Это качество - её ненаучность или, по меньшей мере, очень условная научность.

 

Что такое человеческое сознание - по-прежнему, как мы помним, есть тайна, сокрытая в саду расходящихся (очень-очень далеко расходящихся) гипотез. Причём многие подозревают, что они так гипотезами и останутся навсегда, ибо сущность сознания, вероятно, находится уже за границей нашей способности познавать - и на запросы об экстрадиции не отвечает.

 

Поэтому та часть науки о сознании, которая собственно наука - это что-то вроде природоведения.

 

Она знает, условно говоря, что в туманном октябре, когда солнце блестит уже невысоко и недолго сквозь вату и серебро облаков - вслед за грачами на юг, как правило, отлетает и крыша маниакально-депрессивного предпенсионера Иннокентия.

 

Знающий наблюдатель душевных расстройств может установить по поведению Иннокентия, какой ему требуется комплекс лечебных мероприятий - так же, как орнитолог знает, какой живностью в этом сезоне будет питаться грач.

 

Но эта наука имеет дело лишь с проявлениями того, чья глубинная сущность остаётся в тени - пожалуй, в куда большей степени даже, чем современная климатология (которая в действительности, несмотря на уверенную политизированную демо-версию, чуть ли не ежегодно открывает новые факторы, влияющие на землю и небо, и ломает головы о соотношении их воздействий).

 

В своё время один философ удачно сформулировал известный вопрос «Каково быть летучей мышью?». В своём эссе он кротко напомнил, что роботы (ИИ тогда ещё не делал вид, что существует) могут, конечно, имитировать человеческое поведение и реагировать на раздражители подобно людям, но мы не можем задать вопрос «Каково быть роботом?».

 

Потому что мы прекрасно знаем: роботом невозможно быть.

 

Робот не сознаёт ни себя, ни вообще чего-либо существующим - в отличие от летучей мыши или человека.

 

А поскольку изучатели нервных центров имеют дело лишь с механикой и инструментарием - то есть с «роботом» человека - то всё их «изучение сознания через мозг и связь с его состояний с действиями человека» есть попытка выведения полотен и скультптур Микеланджело из его кистей, красок и анатомического строения рук.

 

Это в лучшем случае. В худшем речь пойдёт о попытке выведения полотен Микеланджело из изучения мопеда Микеланджело.

 

Собственно, психологов, сообщающих нечто вроде «типовое сознание состоит из сущностей А,Б,В и Ё., и сейчас я объясню с помощью их взаимодействия, почему Джейн никак не может похудеть, а у Педро плохая работа» - можно понять.

Лучшие из них (истинные художники и мастера своего дела), как правило, всегда получают нечто вроде персонального откровения. Они как бы видят отражение летучей мыши чужого сознания в зеркале своей интуиции. Увиденные в этой секундной вспышке контуры они набрасывают на своих мольбертах, и у них получается, например, следующая универсальная структура личности:

 

 

или такая

 

 

или такая:

 

 

Но что мы можем сказать, глядя на эти схемы?

 

Что они они различны между собой - несмотря на то, что их набросали мастера, судя по свидетельствам, неплохо справлявшиеся с задачей «привести страдающего пациента в порядок» (в данном случае их фамилии - Фрейд, Юнг, Берн).

 

Нам остаётся предположить, что эти схемы различны потому, что различны были сами эти значительные умы.

 

Каждый из них был столь уникальной летучей мышью, что видел во вспышках своих интуитивных откровений не столько контуры чужих личностей, сколько гибрид из собственного очертания и очертаний других людей.

 

Грубо говоря, весь мир Фрейда носил отпечаток Фрейда, то есть всё вокруг него курило сигару, ело банан и загоняло кием шары в лузу.

 

Весь мир вокруг Юнга был немного Юнгом, то есть каждый автомобиль там катался на мандалах вместо колёс, а в сигаре, у которой в мире Фрейда была важна фаллическая форма, главным оказывался исходящий из неё дым жертвенных курений.

...Ну вот, а весь мир вокруг биполярника Иннокентия маниакально-депрессивен, и там все похожи на Иннокентия.

 

 

Я это к чему, ув. друзья.

 

Рискну предположить, что самый актуальный современный взгляд на мир - это взгляд, пытающийся всюду увидеть робота.

 

Наш собирательный современник, выступающий демиургом эпохи, лепит её, конечно, из наследий прошлого, цемента необходимости и примесей обстоятельств, а также из снов и веток. Но он также лепит эпоху из собственной тени, отброшенной на действительность.

 

И эта тень хочет роботов.

 

Эта тень хочет, чтобы вокруг неё были удачные имитации действительности.

 

Эта тень хочет мира, который требовал бы от неё всё меньше подготовки.

 

Её не интересует ничья внутренняя сущность - строго говоря, ей плевать даже на вопрос, существует ли нечто на самом деле, если оно дано в ощущениях. Семичасовое ежедневное сидение по ту сторону волшебных зеркалец приучило современника к тому, что любая воспринимаемая реальность вообще ничем не отличается от физической.

 

Если говорить о цайтгейсте, «духе времени» 2020-х - то популярна банальность, что этот дух имеет вид облака гаджетов, призванных имитировать действительность для пользователя.

 

Увы, куда менее очевидна другая банальность. А именно:

 

- это же облако гаджетов должно, по мечте актуального пользователя, имитировать также и его самого для действительности.

 

Вот скрин типичной рекламы (оценим горькую иронию - рассчитанной на людей, как бы желающих овладеть интеллектуальным ремеслом).

 

 

Чем на самом деле является рекламируемый канал - понятно: свалкой роликов и курсов, кое-как найденных по ключевым словам, которые сами авторы канала, разумеется, не смотрели и не читали.

 

Но важно не это, а то, чем он пытается выглядеть. Он пытается выглядеть великим ИИ уже наступившего будущего, мудрым роботом, который позволял бы потребителю имитировать квалификацию перед лицом задач.

 

Целевая аудитория жаждет, чтобы робот-наставник «Айтишник в моём наушнике» взламывал ей реальность, как Мефистофель Фаусту. То есть выслушивал бы задание, зачитанное вслух, и соображал бы алгоритм решения, и диктовал бы (на выбор - голосом Асмус или Харламова) «в окошечке 5 набираем X=13N».

 

Собственно говоря, квалифакация «алгоритмических специалистов» сегодня и так уже сводится именно к этому - тормозит пока только необходимость выучить таблицу ситуаций и алгоритм реагирований.

 

Робот-шепчущий-в-голове - всего лишь избавит от необходимости помнить вообще хоть что-то, даже «как найти Википедию и что там в ней искать» (эта необходимость всё ещё угнетает интеллектуальных пирожков своей безжалостностью).

 

Робот, перехватывающий пульт от своего пользователя и проходящий им трудные и скучные уровни жизни без его участия - вот тень, которую отбрасывает собирательный современник на нашу эпоху. Вот его вишлист к реальности и вот тот Желаемый Образ Будущего, об отсутствии которого почему-то всё плачут российские политэкономические мыслители.

 

 

...Стоит, однако, ув. друзья, сказать кое-что важное (хотя и очевидное).

 

У носителей приведённого образа желаний есть одна проблема, буквально обрекающая их на страдание при любом исходе.

 

Дело в том, что если робот не сможет заменить их перед лицом труда - то они будут страдать от ненавистной, скучной работы.

 

А если робот сможет заменить их перед лицом труда - они останутся на своих работах ровно до тех пор, пока о новой фиче не узнают работодатели.

 

Нужно быть весьма наивным, чтобы воображать, будто, «когда на Uber поставят автопилоты, я куплю пару машин и буду с них иметь процент». Будь так - на легализации травы в США заработали бы маленькие фермеры, а не большие корпорации.

 

Однако вот что поразительно. Воображающих подобное (в самых разных видах) - не один и не два человека на тысячу, а десятки и иногда даже сотни.

 

Я долго изумлялся манагерам, мечтавшим «наладить работу рабов так, чтобы они всё делали, а я буду заниматься своим интересным» (понятно, что либо рабы будут из рук вон, либо сам манагер просто перестанет быть нужен) - и, однако, это не редкая, а напротив, весьма обычная манагерская мечта.

 

Так вот. У меня есть гипотеза, объясняющая эту загадку.

 

Как представляется, дело в том, что перед нами не желание в прямом смысле слова, то есть - не осознанно сформулированный запрос.

 

Это на деле даже не прорыв нерафинированного щучьего веления.

 

Это - воплощённое желание самонейтрализоваться. У кого-то из мрачных немцев XIX века (кажется, у Шопенгауэра) была мысль, что педерастия является своего рода предохранителем природы от того, чтобы размножались негодные к тому самцы - слишком незрелые, слишком ветхие и носители врождённых аномалий.

 

Наши современники, в массовом порядке не желающие трудиться сами - тоже неосознанно ищут, рискну предположить, механизма исключения себя из будущего. Ибо что-то внутри их считает, что им, не желающим трудиться, незачем и коптить это небо.

 

Поэтому именно таким современникам так некритично заходят очевидно грозные новости вроде «наконец-то, впервые электрический контейнеровоз без команды начал наконец плавать вдоль норвежского берега. Скоро ещё и сам разгружаться начнёт».

 

Если бы у этих людей не было отключено критическое, самосохранительное мышление - они сообразили бы, что команда на контейнеровозе всё равно будет (просто на удалёнке - следящая из центров управления или летящая на помощь, если он сломается или если его захватят грабители).

 

Просто платить такой команде, за её малый и неэксклюзивный труд, будут гораздо меньше.

 

 

Пожалуй, к сказанному остаётся добавить только ещё одну банальность. Любой человек, хвастающий тем, что сумел наладить свою интеллектуальную, творческую и прочую нефизическую работу так, что ему практически не приходится напрягаться - с высокой вероятностью дурак.

 

Умный будет тихо гордиться тем, что его работа отнимает даже у него, специалиста, кучу ежедневных усилий. Он будет гордиться тем, что каждый новый день жадно раскрывает перед ним клюв и пищит, требуя новых знаний.

 

Потому что тот, кто не может заменить свой мозг даже собственными рефлексами - точно не будет заменён никакими роботами.

 

https://sponsr.ru/marahovsky/6248/Robotmefistofel_pomogaet_udalit_sebya_iz_jizni

Сегодня для нас нет ничего актуальней невмешательства.

 

Самым массовым развлечением нашего времени, ув. друзья, без сомнений является следующее:

- вскрыть как устрицу и продемонстрировать миру чьё-нибудь лицемерие.

В отечественной медиасфере заметней всего борцы с русскими национализмом и милитаризмом, кротко терпящие национализмы и милитаризмы народов, к которым принадлежат, у которых проживают или перед которыми заискивают. Над ними любят смеяться, они в ответ злятся.

Западные левые любят консервативных борцов за нравственность, вдруг обнаруженных в гей-клубах или в тугих клубках внебрачных связей.

Западные правые обожают успешных леваков, приобретающих себе многомиллионную недвижку подальше от страдающих масс, и вип-борцов с потеплением, оставляющих за собою жирные углеродные следы.

Всеобщая девайсизация, неторопливой кувалдой за несколько лет расколотившая стену между публичной и непубличной жизнями, а также нонстопом увековечивающая всех нас без всякого разбора и согласия — поместила землян в крайне парадоксальное положение.

С одной стороны, она сделала миллионы и миллионы лиц публичными (вы можете не быть даже известны, но вы всё равно публичны), а с другой — установила для них железные неписаные ограничения на самовыражение, как для Штирлица в тылу врага.

Ибо новый мир — по умолчанию не забывающий ничего — в любой момент может обернуться также и ничего не прощающим.

У нас эта безжалостность реализуется спорадически, отдельными эпизодами (что даёт критикам отечественной действительности повод взывать к отсутствию Единых Стандартов). Но, строго говоря, к нему критики взывают по глупости — умей они думать, они вообще во всех случаях чьего-нибудь оскандаливания и позора взывали бы к общественному милосердию.

Лет двадцать назад я читал яркую статью известного сатирика о человеке, похожем на прокурора, тайно заснятом в сауне с двумя русалками. Сатирик закончил выступление фразой «как законопослушный гражданин я заранее говорю: добро пожаловать ко мне в спальню со своими жучками! У меня секретов нет».

До кадров, навсегда прикнопивших к фамилии сатирика слово «матрас», оставалось лет десять.

Есть основания полагать, ув. друзья, что наши современники в большинстве своём ещё не поняли, что свобода поведения ушла.

Что пресловутое XX столетие, особенно вторая его половина, отмеченная всеобщей терпимостью, - было временем личной вольницы, которая едва ли когда-нибудь в обозримом будущем вернётся.

 

Там, где оскал Единых Стандартов выступает из тумана жизни более отчётливо, чем у нас — при виде его начинают попискивать уже даже их авторы.

Ув. Кримсон Альтер прислал мне ссылку на потрясающую статью одной из икон мирового либерального якобинства Энн Аппельбаум, авторки книги о Гулаге, жены бывшего главы польского МИДа, лауреатки Пулитцеровской премии, активной пропагандистки борьбы с фейк-ньюс середины 2010-х (то есть политической цензуры всяких пророссийских СМИ и троллей американским Биг Техом).

Аппельбаум немного расстроена тем, что в её родной стране установилось новое пуританство. Она приводит длинный-длинный список людей, которые по широкому диапазону причин, таких как:

- Сказанная в частном разговоре и записанная кем-то Проблемная Фраза

- Сказанное в не важно каком контексте Проблемное Слово

- Озвученное обвинение в харасменте

- Анонимное обвинение в харасменте

- Обвинение в оправдании тех, кто обвинён анонимно

- Анонимное обвинение в оправдании тех, кто обвинён анонимно -

были:

- Принуждены к публичному покаянию

- Подвергнуты внутренним расследованиям

- Подвергнуты общественной изоляции («раньше со мной общались 200 коллег, сейчас двое»)

- Уволены

- Уволены и лишены средств к существованию

- Уволены и самоизгнались в Мексику, где жить дешевле

- Покончили с собой -

и всё это без малейшего вмешательства каких-либо судов или полиций. Весьма свободное и весьма либеральное общество оказалось захвачено клаками (любительскими и профессиональными) бдительнейших пуритан, которые, оказывается, за двести лет ничуть не утратили вкуса к охоте на ведьм, блудниц, вольнодумцев и насмешников.

И эти клаки оказались на свой лад вполне эффективны в репрессиях и гонениях — замечу, при полном соблюдении принципов либеральной демократии. Ну, мы помним: общество, разделённое на группы по интересам, без вмешательства казённой идеологии устанавливает для себя Правила Игры.

Всё это на месте. Просто нынешние правила игры таковы, что, по выражению Аппельбаум, «никто не чувствует себя в безопасности», и «две трети американцев боятся высказывать своё мнение». Ибо эти нынешние правила — не правила терпимости и уж тем более не правила милосердия, а правила королевской битвы (тут уместно вспомнить теорию о том, что в США перепроизводство элит, а значит, королевская битва и всеобщий пубг есть способ их саморегуляции).

...Что особенно расстраивает авторку — большая часть описанных ею жертв нового пуританства даже не являются правыми, «это люди либо без чётких взглядов, либо левые и левоцентристы».

Для того, чтобы быть отданным на съедение новым пуританам — не нужно даже заметно торчать посреди общепринятости. Достаточно, например, чтобы твой белый босс-мужчина решил, что должен принести в жертву какого-нибудь другого белого мужчину. Или чтобы какие-нибудь ребята захотели немного хайпануть на обвинении тебя. Нужно всего лишь попасть, подобно персонажу Кафки, под гусеницы обстоятельств (и это всё, напомню ещё раз, пишет валькирия мирового либерализма).

Далее там следует довольно жалобное воззвание: как бы сделать так, чтобы людей нельзя было отменять без законных процедур.

Но рискну отметить: поздно.

Вся штука в том, что информационное общество тупо не может быть свободным — и свободным не будет. Общества, пытающиеся по сей день делать вид, будто они стерегут свободу публичного слова и публичного высказывания — лишь длят агонию своего вранья.

Рано или поздно — и скорее рано — каждая страна мира либо расхлестнётся на противостоящие трансваали и бантустаны, либо встанет на рельсы, прокладываемые сейчас Китаем. Просто чтобы не выбирать между боевыми комитетами фем-лесбо-активисток и бородатыми активистками мужских государств. Государства, ныне уклончиво пожимающие плечами в ответ на крики наскакивающих на них обвинителей «ну давайте, опубликуйте полный список фраз, которые нельзя говорить публично!» -

- спустя год, два или пять таки выкатят такие списки, обозначив границы принятого общественного лицемерия.

И пользователи, все как один заходящие всюду в интернеты строго по паспорту, будут сами предустанавливать на свои девайсы роботов-редакторов, сообщающих, например, поросячьим макафиевским верещаньем о том, что пользователь написанным вываливается за рамки.

 

...Если не хороших, то утешительных новостей во всём этом две.

 

Во-первых, ув. друзья, мы живём в стране, где официальное пространство публичного лицемерия будет, вероятно, довольно человекообразным — то есть не окажется ярковыраженным инструментом гонения на большинство, которым оно с высокой вероятностью оказжется в странах продвинутой свободы.

А во-вторых — это не будет ничем новым для человечества в целом. Культура двоемыслия, при которой сердце вопит непечатно, а уста выражаются общепринято — это не чудовищная инновация XXI столетия, а многотысячелетняя норма.

Это был древнейший механизм предохранения обществ от гражданских королевских битв. Он был жесток и зачастую несправедлив — но он был повсеместен что в монархиях, что в демократиях. И, значит, неслучаен.

И в известном смысле конец XX – начало XXI вв, когда публичное слово и информационное действие действительно на краткий период стали свободны — оказались своеобразным аналогом не столько даже вторжения варваров, сколько отмены общего уголовного законодательства о преступлениях в половой сфере - с передачей функций законодательства и контроля на уровень групп по интересам.

При таких раскладах, что очевидно, явились бы самые разные группы по интересам, и мне так же не хочется писать о последствиях, как вам читать.

Поэтому, ув. друзья, остаётся только немного посочувствовать тем, кто сделал своим источником средств к существованию т.н. «нарушение общественных табу».

Им удавалось на это жить только потому, что табу в действительности не существовало - и они очень скоро почувствуют разницу.

 

https://sponsr.ru/marahovsky/6298/Spasitelnoe_dvoemyslie_prekrashchaet_korolevskuu_bitvu