Последний просмотренный фильм !ПИШЕМ НАЗВАНИЯ ФИЛЬМОВ!

кулити

от папулити

Ток ща чекнул трилогию про Бэтмена от Кристофера Нолана((((((((((((((((9999999999

>Даже ребенку понятно что спасая одних солдат ты фактически участвуешь в убийстве других.

какая глубинная мысля, автор буквально пробивает дно
 

Ток ща чекнул трилогию про Бэтмена от Кристофера Нолана((((((((((((((((9999999999

ну ты и даун,надо было раньше чекать

жиза блять, в 2017 трилогию бетмена смотреть

мож ты ещё мементо не видел? :lolpalm:

Когда-нибудь я бы наткнулся на фильм с невероятно высокими оценками критиков, который я бы назвал "унылой скучной хуйней"

Вот он, файналли

https://www.kinopoisk.ru/film/79506/

От фильма несёт претенциоооозностьююююююю. Какая бы у тебя глубокая тема не рассматривалась через героев в твоём фильме, если ты рассказываешь её через прямую экспозицию устами персонажа, то ты, сука, слабый рассказчик. Хотя, не всё так однозначно-достаточно много хороших фильмов грешит излишним нарраторством, мой любимый "Бойцовский клуб" не ленится всё разжёвывать и пересказывать через Тайлера Дёрдена, но он интересный и ресмотритебельный как комедийный триллер, а сие произведение явно метит в разряд "kino", но слишком много рассказывает и мало показывает.

К слову о претенциозности. Мне нравится Линч и его "голова-ластик", потому что Линч умеет делать претенциозную хуйню, и его фильм целиком скроен так, чтобы зритель не имел чётких указателей в своих СПГС-поисках, его фильм целиком состоит из неоднозначных психоделичных сцен, которые надо растолковывать по-своему и связывать в единую картину, однако тут чётко указана тема- маска, которую человек вынужден носить в обществе и которую он хотел бы носить. И в таком случае к чему начальные кадры фильма отсылают, и что мне расскажут прибитые гвоздями ладони и прочая СПГС приблуда-загадка для меня, до сих пор не решил. 

 

Уточню свои слова: фильм может и не плохой, но это никакой не шедевр 9.0/10 на томатах и не true-kino, "Револьвер" для снобов двумя блоками повыше (интеллектуально). А может я просто быдло узколобое, хз. Ох уж это искусство

 

Ах, точно, напомню, что Малхолланд драйв пижже и вообще шедевр

Напомню тебе дауну, что персона пизже всего говна что ты посмотрел за всю свою никчемную жизнь. Претенциозная хуйня у тебя в башке блядь, фильм про то что такие уебаны как ты - не более чем продукты рофлан языка прибитые к кресту лучшим в мире.

Напомню тебе дауну, что персона пизже всего говна что ты посмотрел за всю свою никчемную жизнь. Претенциозная хуйня у тебя в башке блядь, фильм про то что такие уебаны как ты - не более чем продукты рофлан языка прибитые к кресту лучшим в мире.

Персона - https://www.kinopoisk.ru/film/79506/

по сабжу ничего не понял, но очень понравилось

претенциоооозностьююююююю

Смотрите, мальчики.

Когда что-то непонятно, что нормальный человек делает? Ищет информацию и распутывает клубок противоречий и непонимания.

Но это всё, конечно, только если есть желание, потребность разбираться и понимать. А так, разумеется, вполне можно с широкой улыбкой повесить себе на лоб табличку

я просто быдло узколобое

 

 

 

Смотрите, мальчики.

Когда что-то непонятно, что нормальный человек делает? Ищет информацию и распутывает клубок противоречий и непонимания.

Offtopic:

"Персона"

 

 

Думаю, что "Персона" в высшей степени связана с моей деятельностью на

посту руководителя "Драматена". Этот опыт стал своего рода стимулятором,

подстегнувшим быстрое созревание и жестоким самоочевидным способом

конкретизировавшим мое отношение к профессии.

Я как раз закончил работу над "Молчанием", которое уже обрело

собственную жизнь и силу. То, что я потом ввязался в постановку "Не говоря

уж обо всех этих женщинах", было уступкой моей лояльности к "Свенск

Фильминдастри" и еще одним доказательством моей удручающей неспособности

нажать на тормоза. Меня назначили руководителем "Драматена" на Рождество

1962 года. Мне следовало бы немедленно известить "СФ" о том, что все

предлагаемые съемки на неопределенное время откладываются. Как это ни

печально, но я не счел возможным или разумным остановить съемки, подготовка

к которым велась так долго.

Преисполненный бесстрашного оптимизма и необъяснимого желания работать,

я сказал и министру просвещения, предложившему мне возглавить театр, и

самому себе: "Я справлюсь".

В Новом, 1963 году я явился в качестве только что назначенного

руководителя в театр, находившийся в состоянии распада. Ни репертуара, ни

контрактов с актерами на будущий сезон не было и в помине.

Организационно-административная сторона дела никуда не годилась.

Реконструкция здания, проводившаяся поэтапно, была приостановлена из-за

отсутствия денег. Я попал в неразрешимую и невероятно запутанную ситуацию. Я

обнаружил, что моя задача не ограничивается тем, чтобы улучшить биение

художественного пульса и привлечь зрителей на спектакли. Речь шла об

организации всей деятельности снизу доверху.

Работа, без сомнения, увлекла меня. Первый год прошел весело. Нам

везло. Зажигались красные фонари, цифры посещаемости поползли вверх. Я вынес

даже два сокрушительных провала, которыми завершился сезон. В одну и ту же

июньскую неделю 1964 года состоялись мои премьеры: "Три ножа из Вей" по

пьесе Харри Мартинсона в "Драматене" и "Не говоря уж обо всех этих женщинах"

в кино.

Я вернулся в театр осенью 1964 года, и сезон ознаменовался парочкой

весьма удачных постановок. Я поставил "Гедду Габлер" Ибсена с Гертруд Фрид и

"Дон Жуана" Мольера. Но сопротивление и в Доме, и вне его крепло. В конце

сезона "Драматен" предпринял превратившуюся в сплошной кошмар поездку в

Эребру на открытие нового театра. Люди вокруг умирали или тяжело заболевали.

У меня у самого температура подскочила до 39 градусов, но я, тем не менее,

поехал. Кончилось это двусторонним воспалением легких и острым

пенициллиновым отравлением.

Я был выбит из колеи и все-таки пытался заниматься театром. В конце

концов, в апреле меня положили в Софияхеммет, чтобы провести курс адекватной

терапии. Я начал писать "Персону", в основном с целью поупражнять руку.

Работа над "Людоедами" к тому моменту была уже прекращена. И "СФ", и я сам

осознали, что осуществить за лето такой грандиозный проект нереально. В

плане образовалась дыра, не хватало одного фильма. Именно тогда я и сказал:

"Не будем терять надежды. Я все-таки постараюсь сделать картину.

Сомнительно, что из этого что-нибудь выйдет, но попытаться-то мы можем".

Поэтому в апреле 1965 года я взялся за перо. Происходило это на фоне плохо

вылеченного воспаления легких. Но было также и следствием смрадного

обстрела, которому я подвергался в своем руководящем кресле. Я задумался: а

почему я, собственно говоря, занимаюсь этим? Почему меня это интересует. Не

сыграл ли театр свою роль до конца? Не взяли ли другие силы на себя задачу

искусства? У меня имелись веские причины для подобного рода размышлений.

Дело было не в отвращении к собственной профессии. Хотя я человек

невротического склада, мое отношение к профессиональной работе всегда

отличалось поразительным отсутствием всяких неврозов. Я обладал способностью

запрягать демонов в танк. Они были вынуждены приносить пользу. И в то же

время наедине мудрили меня и сбивали с толку. Директор блошиного цирка, как

известно, дозволяет артистам сосать свою кровь. Итак, я пребывал в

Софияхеммет. Постепенно я стал понимать, что моя деятельность в качестве

руководителя театра мешает творчеству. Я гонял двигатель на высоких

оборотах, и двигатель изрядно растряс кузов. Посему требовалось написать

нечто такое, что избавило бы меня от ощущения ничтожности и топтания на

месте. Это эмоциональное состояние довольно точно отражено в наблюдении,

записанном мной при получении голландской премии Эразма.

Я назвал этот опус "Змеиная кожа" и опубликовал как предисловие к

"Персоне": Художественное творчество у меня всегда выражалось в чувстве

голода. С тихим удовольствием отмечая эту потребность, я ни разу за всю свою

сознательную жизнь не задался вопросом, почему возникает этот настойчиво

требующий удовлетворения голод. Теперь, в последние годы, когда эта

потребность пошла на убыль, мне представляется нужным выяснить причины моей

деятельности.

По ранним детским воспоминаниям я непременно должен был

продемонстрировать, чего добился: успехи в рисовании, умение стукнуть мячом

о стенку, первые гребки в воде. Помню, я чувствовал сильнейшую потребность

обратить внимание взрослых на эти проявления моего присутствия в мире. Я

всегда считал, что окружающие меня люди выказывают слишком мало интереса к

моей персоне. Когда действительности оказывалось недостаточно, я принимался

фантазировать и развлекал ровесников невероятными историями о моих тайных

подвигах. То была опасная ложь, которая неизменно опровергалась трезвым

скепсисом окружающих. В конце концов, я вышел из общего круга, сохранив мир

грез для себя одного. Довольно скоро ищущий общения, одержимый фантазиями

ребенок превратился в оскорбленного, изворотливого мечтателя. Но праздный

мечтатель является художником только в своих мечтах. То, что моим способом

выражения станет кинематограф, было вполне самоочевидно. Я достигал

понимания на языке, обходившемся без слов, которых мне не хватало, без

музыки, которой я не владел, без живописи, которая меня не трогала. Внезапно

у меня появилась возможность общаться с окружающим миром на языке, идущем

буквально от сердца к сердцу путями, чуть ли не сладострастно избегающими

контроля интеллекта.

С долго сдерживаемой детской жадностью я набросился на своего медиума и

двадцать лет без устали, в каком-то неистовстве передавал сны, чувственные

переживания, фантазии, приступы безумия, неврозы, судороги веры и

беззастенчивую ложь. Мой голод был неутолим. Деньги, известность и успех

были поразительными, но в основе своей безразличными для меня результатами

этого буйства. Этим я вовсе не хочу умалить того, что у меня случайно

получилось. Искусство как самоудовлетворение может, безусловно, иметь

определенное значение - в первую очередь для художника. Таким образом, если

быть до конца откровенным, я воспринимаю искусство (не только киноискусство)

как нечто несущественное. Литература, живопись, музыка, кино и театр сами

зачинают себя и сами себя производят на свет. Возникают и исчезают новые

мутации, новые комбинации, движение извне кажется нервозно-жизнедеятельным -

величественное рвение художников спроецировать для самих себя и, для все

более скучающей, публики картину мира, уже не интересующегося ни их мнением,

ни их вкусами. В немногочисленных заповедниках художников карают, считая

искусство опасным и потому достойным удушения или контроля. В основном же,

однако, искусство свободно, бесстыдно, безответственно, как сказано:

движение интенсивно, почти лихорадочно и напоминает, как мне представляется,

змеиную кожу, набитую муравьями. Сама змея давно мертва, съедена, лишена

яда, но оболочка, наполненная суетливой жизнью, шевелится.

Я надеюсь, я убежден в том, что другие обладают более сбалансированным

и мнимо объективным восприятием. И если я, несмотря на всю эту скуку,

несмотря ни на что, утверждаю, что хочу заниматься искусством, то делаю это

по одной простой причине. (Я отбрасываю чисто материальные соображения).

Причина - любопытство. Безграничное, неутоляемое, постоянно обновляющееся,

нестерпимое любопытство толкает меня вперед, ни на минуту не оставляя в

покое, полностью заменяя жажду общности, которую я испытывал в былые

времена. Чувствую себя осужденным на длительный срок узником, внезапно

выброшенным в грохот и вой жизни. Меня охватывает неуемное любопытство. Я

отмечаю, наблюдаю, у меня ушки на макушке, все нереально, фантастично,

пугающе или смешно. Я ловлю летящую пылинку, возможно, это фильм - какое это

имеет значение, да никакого, но мне эта пылинка кажется интересной, посему я

утверждаю, что это фильм. Я кружусь с этим собственноручно пойманным

предметом, представляя веселое или меланхоличное занятие. Я пихаю других

муравьев, мы выполняем колоссальную работу. Змеиная кожа шевелится. В этом и

только в этом заключается моя истина.

Я не требую, чтобы она становилась истиной для кого-то еще, и это,

естественно, слабоватое утешение с точки зрения вечности. Но как основы для

художественного творчества в ближайшие несколько лет этого совершенно

достаточно, по крайней мере, для меня. Быть художником ради самого себя не

всегда приятно. Но здесь есть одно огромное преимущество: у художника равные

условия с любым другим живым созданием, тоже существующим только ради самого

себя. В результате возникает, очевидно, довольно многочисленное братство,

обитающее таким способом в эгоистической общности на этой теплой, грязной

земле под холодным и пустым небом.

"Змеиная кожа" написана в прямой связи с работой над "Персоной". Это

можно проиллюстрировать записью в рабочем дневнике от 29 апреля: "Я должен

попытаться держаться следующих правил: Завтрак в половине восьмого с другими

пациентами. Затем немедленно подъем и утренняя прогулка. В указанное время

никаких газет или журналов. Никаких контактов с Театром. Не принимать писем,

телеграмм или телефонных сообщений. Визиты домой допускаются по вечерам.

Чувствую, что приближается решающая битва. Нельзя больше ее откладывать. Я

должен придти к какой-то ясности. В противном случае с Бергманом будет

покончено навсегда".

Из приведенной записи ясно, что кризис зашел глубоко. Я составил точно

такие же предписания, когда пытался подняться после истории с налогами.

Педантичность стала для меня способом выживания. Из этого кризиса рождается

"Персона". Итак, она была актрисой - почему бы себе этого не позволить? И

потом замолчала. Ничего в этом особенного нет.

Начну, пожалуй, со сцены, в которой врач сообщает сестре Альме о том,

что случилось. Это первая, основополагающая сцена. Сиделка и пациентка

сближаются, срастаются, как нервы и плоть. Но она не говорит, отвергает

собственный голос. Не хочет лгать.

Это одна из первых записей в рабочем дневнике, датированная мной 12

апреля. Там есть еще кое-что, не выполненное мной, но имеющее, тем не менее,

отношение к "Персоне" и, главным образом, к названию картины: "Когда сестру

Альму навещает ее жених, она впервые обращает внимание на то, как он

говорит, как он к ней прикасается. И приходит в ужас потому, что замечает,

что он совершает поступки, играет роль".

Кровоточащая рана вызывает отвращение, и в этом случае человек не

способен притворяться. На этой стадии мне было страшно тяжело. У меня

появилось чувство, что само мое существование находится под угрозой. Можно

ли сделать это внутренним процессом? Я имею в виду намекнуть, что это

переложенные на музыку разные голоса в concerto grosso одной и той же души?

В любом случае фактор времени и пространства должен иметь второстепенное

значение. Одна секунда покрывает длительный временной космос и содержит

горсть разрозненных, не связанных между собой реплик. Здесь уже проглядывает

готовый фильм. Актеры перемещаются из пространства в пространство, не

нуждаясь в дорогах. Происходящее по мере надобности растягивается или

сокращается. Понятие времени упразднено. Затем идет нечто, своими корнями

уходящее глубоко в детство: У меня перед глазами белая, смытая полоска

кинопленки. Она крутится в проекторе, и постепенно на звуковой дорожке

(которая, может быть, бежит рядом) возникают слова. И вот звучит именно то

слово, которое я себе представлял. И мелькает лицо, почти совсем размытое

белизной. Это лицо Альмы. Лицо фру Фоглер. Когда я был мальчишкой, в одном

из магазинов игрушек продавали использованную нитратную пленку. Она стоила

пять эре метр. Я погружал 30-40 метров пленки на полчаса в крепкий раствор

соды. Эмульсия растворялась, изображение исчезало. Пленка становилась белой,

невинной и прозрачной. Без картинок. Теперь тушью разных цветов я мог

рисовать новые картинки. И когда потом, после войны, появились рисованные

непосредственно на кинопленке фильмы Нормана МакЛарена, для меня это не было

новинкой. Бегущая через проектор пленка, взрывающаяся отдельными картинками

и короткими эпизодами, жила во мне давно.

Время близилось к середине мая, а у меня то и дело по-прежнему

поднималась температура: Эти странные скачки температуры и эти размышления в

одиночестве. Никогда мне не было так хорошо и так плохо. Думаю, что если бы

я приложил усилие, то, возможно, постепенно набрел бы на что-то уникальное,

чего не мог достичь раньше. Превращение мотивов. Нечто, что происходит очень

просто, и ты не задумываешься над тем, как это происходит.

Она познает саму себя. Сестра Альма через фру Фоглер обретает себя.

Альма рассказывает длинную и совершенно банальную историю своей жизни, своей

великой любви к женатому человеку, об аборте и о Карле Хенрике, которого

она, в сущности, не любит и с которым ей тяжело в постели. Потом она

выпивает вина, настраивается на интимный лад, начинает плакать и плачет в

объятиях фру Фоглер. Фру Фоглер сочувствует. Сцена длится с утра до обеда,

до вечера, до ночи, до утра. И Альма все больше привязывается к фру Фоглер.

Здесь появляются различные документы, например письмо фру Фоглер доктору

Линквисту, и, по-моему, это хорошо. Письмо о том, о сем. Но в первую очередь

в нем дается веселая, шутливая и в то же время прозорливая характеристика

сестры Альмы.

Я притворяюсь взрослым. И не устаю удивляться тому, что люди

воспринимают меня всерьез. Я говорю: хочу это, желаю так... Мои соображения

уважительно выслушивают и часто делают так, как я сказал. Или даже расточают

похвалы за то, что я оказался прав. Я упускаю из виду, что все эти люди -

дети, играющие взрослых. Единственное различие - они забыли, что они, в

сущности, дети, или же никогда не задумывались над этим.

Мои родители проповедовали набожность, любовь и смирение. Я старался

изо всех сил. Но пока в моем мире существовал бог, я не мог даже близко

подойти к своей цели. Смирение было недостаточно смиренным. Любовь была в

любом случае - намного слабее любви Христа, святых или даже моей матери. А

набожность отравлена тяжелыми сомнениями. Теперь, когда бога нет, я

чувствую, что все это - мое. Набожность перед жизнью. Смирение перед своей

бессмысленной судьбой. И любовь к другим испуганным, измученным, жестоким

детям.

То, что следует ниже, написано в мае на Урне. Я приближаюсь к сути как

"Персоны", так и "Змеиной кожи". Фру Фоглер жаждет правды. Она искала ее

повсюду, и порой ей казалось, будто она нашла что-то прочное, что-то

долговечное, но внезапно земля ушла из-под ног. Внешний мир обрушивается на

Элисабет Фоглер и в больничной палате. Правда растворилась, исчезла, или в

худшем случае превратилась в ложь. Мое искусство не в состоянии переварить,

преобразить или забыть того мальчика на фотографии. И объятого пламенем

мужчину, страдающего за веру.

Я не способен воспринимать великие катастрофы. Они не затрагивают моих

чувств. Возможно, я могу читать обо всех этих кошмарах с определенным

вожделением - порнография ужаса. Но мимо этих фотографий мне не пройти

никогда. Они превращают мое искусство в трюкачество, в нечто безразличное,

во что угодно. Вопрос заключается, по-видимому, в том, есть ли у искусства

какие-то альтернативные формы выживания помимо того, что оно является формой

досуга: эти интонации, эти цирковые трюки, вся эта бессмыслица, это надутое

самодовольство. Если я, тем не менее, продолжаю оставаться художником, то

делаю это уже не ради уверток и взрослых игр, а полностью осознавая, что

занимаюсь общепринятой условностью, которая в редкие мгновения может дать

мне самому и моим ближним краткие секунды успокоения и размышления. И,

наконец, основная задача моей профессии - зарабатывать себе на жизнь, и до

тех пор, пока никто не ставит этот факт под сомнение, я буду из чувства

чистого самосохранения продолжать создавать себя.

===========================================

... забыть того мальчика на фотографии. И объятого пламенем мужчину...

Бергман говорит об эпизоде, когда Элисабет Фоглер рассматривает фото

мальчика из варшавского гетто, а затем смотрит по телевизору хронику

самосожжения буддийского монаха.

===========================================

"И мне казалось, что каждая интонация моего голоса, каждое произносимое

мной слово было ложью, упражнением в пустоте и тоске. Существовал

единственный способ спастись от отчаяния и краха. Замолчать. За стеной

молчания обрести ясность или, во всяком случае, попытаться собрать еще

имеющиеся возможности". Здесь в дневнике фру Фоглер кроется основа

"Персоны". Для меня это были новые мысли. Я никогда не соотносил свою

деятельность с обществом или с миром. "Лицо" с другим немым Фоглером в

центре - лишь игривое приближение, не больше. И вот на последних страницах

рабочего дневника появляется решающая вариация: После бурного объяснения -

наступает вечер, потом ночь. Альма засыпает или собирается заснуть, но вдруг

в комнате как будто кто-то зашевелился, словно туда вполз туман, который

парализовал ее. Ее словно объял космический ужас, и она сползает с кровати,

чтобы пойти и сблевать, но ничего не получается, и она опять ложится. Тут

она замечает, что дверь в спальню фру Фоглер чуть приотворена. Войдя к ней,

она видит, что фру Фоглер в обмороке или мертва. Альма в испуге хватает

телефонную трубку, но из нее не доносится ни звука. Она возвращается к

покойной, та смотрит на нее, прищурившись, и внезапно они меняются

характерами. Таким образом (я и сам точно не знаю каким), Альма с

фрагментарной отчетливостью, глубоко, до абсурда, переживает душевное

состояние той, другой. Она встречается с фру Фоглер, которая теперь уже

Альма, и говорит ее голосом. И они сидят друг против друга, они

разговаривают, играя интонациями и жестикулируя, они мучают, позорят,

истязают друг друга, они смеются и резвятся.

Это зеркальная сцена. Их объяснение - сдвоенный монолог. Монолог,

идущий, так сказать, с двух сторон: сначала его произносит Элисабет Фоглер,

а потом сестра Альма. Первоначально мы со Свеном Нюквистом собирались дать

обычный свет на Лив Ульман и Биби Андерссон. Но получилось плохо. Тогда мы

решили одну половину каждого лица затемнить полностью - даже без

выравнивающего света. Затем было уже вполне естественно в заключительной

части монолога скомбинировать освещенные половинки лиц так, чтобы они

слились в одно лицо.

===========================================

Свен Нюквист (р. 1922) - шведский кинооператор. В кино - с 1945 г.

Впервые работал с Бергманом на съемках фильма "Вечер шутов". Затем снимал с

ним фильм "Девичий источник". С 1960 г. ("Как в зеркале") - оператор всех

последующих игровых фильмов Бергмана вплоть до "После репетиции" (1983).

Получил премию Оскар за фильмы "Шепоты и крики" и "Фанни и Александр".

===========================================

У большинства людей одна половина лица обычно миловиднее другой.

Соединенные нами полуосвещенные изображения лиц Лив и Биби показывали их

менее выгодные половинки. Получив из лаборатории совмещенную копию фильма, я

попросил Лив и Биби зайти в монтажную. Биби ошеломленно восклицает: "Лив,

как ты странно выглядишь!" А Лив говорит: "Но это ведь ты, Биби", смотря на

непривлекательную половину лица.

Сценарий "Персоны" не похож на обычный режиссерский сценарий. Работая

над режиссерским сценарием, ты затрагиваешь и технические проблемы. Пишешь,

так сказать, партитуру. После чего остается разложить отдельные страницы нот

по пюпитрам, и оркестр начинает играть. Я не имею обыкновения приходить в

студию или приезжать на натуру, полагая, что "как-нибудь образуется".

Импровизировать импровизацию невозможно. Я рискую импровизировать лишь в том

случае, если знаю, что у меня в загашнике есть тщательно составленный план.

Находясь на съемочной площадке, я не могу доверяться вдохновению.

"Персона" при чтении может показаться импровизацией. Но картина

построена по скрупулезно разработанному плану. И, несмотря на это, я

никогда, ни в одном фильме не делал так много дублей (под дублями я имею в

виду не повторные съемки одной и той же сцены в тот же самый день, а дубли,

необходимость которых была вызвана тем, что отснятые за день куски меня не

удовлетворяли). Съемки начались в Стокгольме, и поначалу дело не ладилось.

Но, наконец, мы со скрипом раскачались. И внезапно в словах: "Нет, это мы

исправим, это сделаем так или эдак, а это устроим по-другому", - зазвучал

азарт. Настроение ни у кого не портилось. Дело во многом выигрывает, если

никто себя ни в чем не винит. Кроме того, фильм, разумеется, немало выгадал

благодаря возникшим в процессе нашей работы сильным личным чувствам. Удачные

получились съемки. Я, несмотря на изнурительную работу, испытывал

безграничную свободу общения с камерой и моими сотрудниками, поддерживавшими

меня во всех перипетиях.

Осенью я вернулся в "Драматен", и это было точно возвращение на галеры.

Я ощутил разницу между бессмыслицей административного изнурения и свободой

на съемках "Персоны". Однажды я упомянул, что "Персона" спасла мне жизнь.

Это не преувеличение. Если бы у меня хватило сил, я бы, по всей вероятности,

вышел из игры. Самое важное - мне впервые было безразлично, как воспримут

картину зрители. Я наконец-то послал к черту (где ему и место) евангелие

понятности, вколоченное в меня еще с тех пор, "Фильминдастри". Сегодня мне

кажется, что в "Персоне" - и позднее в "Шепотах и криках" - я достиг своего

предела. Что я свободно прикасаюсь к бессловесным тайнам, выявить которые

способен только кинематограф.

Но это всё, конечно, только если есть желание, потребность разбираться и понимать. А так, разумеется, вполне можно с широкой улыбкой повесить себе на лоб табличку

 

 

 

нахуй мне копаться в фильме, если режиссёр не может нормально рассказать историю ? я уже проходил такое с "револьвером", только в револьвере всё совсем печально, а в персоне хотя бы есть не совсем заеженная интересная мысль, а не очередные сказки про пороки человека

высокоинтеллекутуальный фильм, который использует прямой нарратив ?  ЫЫЫЫЫЫЫыывыфввхвавыаываы блять, нолана почему-то за это справедливо говнят, а тут, видите ли всё очень интеллектуально. я могу на пол насрать и чё, вы тоже будете сидеть и разбираться ?

в кино тоже есть аналог художников, которые выливают кучу краски на холст и все говорят-бля шедевр !

Всё понятно.

Таким как ты – действительно незачем.

Удачи.

забавно, что ты не хочешь снять свою снобскую маску, учитывая то, что фильм повествует как раз о ней 

Посмотрел Догвилль и в очередной раз убедился в том какой же я всё таки интеллектуал. Никто из здесь присутствующих его просто не осилит, я уж не говорю о том чтобы понять. Что с вас взять, дегенераты.

Гыгы

Проблемы с восприятием реальности.

Напомню тебе дауну, что персона пизже всего говна что ты посмотрел за всю свою никчемную жизнь. Претенциозная хуйня у тебя в башке блядь, фильм про то что такие уебаны как ты - не более чем продукты рофлан языка прибитые к кресту лучшим в мире.

хааа подгорел :petro:

Но это всё, конечно, только если есть желание, потребность разбираться и понимать. А так, разумеется, вполне можно с широкой улыбкой повесить себе на лоб табличку

я просто быдло узколобое

и НЫА НЫА ВСОЛЯНОВА ВОТ ЭТО Я РАЗРУЛИВАЮ

хааа подгорел :petro:

хрум хуесос

хааа подгорел :petro:

Могли раньше норм фантастику снимать, как та же "Сфера"

я снова с вами друзья

Пазманский дьявол
Сюжеты спортивных драм вообще не способны удивлять, но тут банальность возведена в абсолют: все хорошо - совсем плохо - превозмогания - идеально. Никакого сопереживания герою, никаких ДУШЕВНЫХ МУК, ничего. Нам просто нужно принять, как данность, тот факт, что гг охуенен и пойдет на все ради своей мечты и в итоге к ней офк придет. В общем, фильм выглядит просто как длинный трейлер к настоящей спортивной драме. 3/10